Девятый [сборник] - Павел Григорьевич Кренев Страница 8

Вдоль стен через два-три метра стояли десантники в голубых беретах и с оружием. Собравшиеся офицеры и генералы смотрели на все это с тревогой и удивлением.

Все сидели, а по большому кабинету вышагивал высокий полковник в полевой десантной форме и выкуривал сигарету за сигаретой, нещадно дымя во все стороны.

В кабинете командующего курить категорически запрещалось – Ткаченко болезненно не любил табачного дыма. Сейчас он сидел в своем кресле бледный, потухший и с трудом скрывал, как ему все это не нравится.

В зале висело молчание и ожидание неизвестно чего.

– Здесь есть какая-нибудь пепельница? Неудобно ведь пепел на пол встряхивать. Мы же культурные люди, – сказал вдруг полковник слегка раздраженно. Сказал спокойно, но таким неожиданно густым басом, будто над притихшей землей прогремел раскатистый гром.

Командующий армией вскочил и побежал в комнату отдыха искать пепельницу. Не нашел, но вернулся не с пустыми руками. Принес баночку от майонеза и вручил ее полковнику.

Как будто сообразив, что ему разрешили говорить, Ткаченко выпрямился, вытянул руки по швам и представил полковника:

– Товарищ Гусаков из Министерства обороны. Командирован сюда, чтобы разобраться с обстановкой и доложить ее Президенту страны Борису Николаевичу Ельцину…

Собравшиеся стали переглядываться: чего это генерал, командующий армией, так расшаркивается перед каким-то полковником? Но шила в мешке не утаишь – кто-то чего-то слышал, кто-то чего-то вспомнил, а кто-то уже с ним встречался на военных перекрестках…

По рядам прошел шепот:

– Это не полковник Гусаков, а генерал Селезнев, заместитель командующего ВДВ, специалист по горячим точкам…

И многие заулыбались: «А-а, теперь маскарад понятен… Смена приехала…»

Разговор был нелицеприятным, жестким. Гусаков-Селезнев говорил характерным громовым басом, очень спокойно и четко. Фразы формулировал по-военному лаконично, очень доступно, предельно четко выражал смысл того, что хотел донести до собравшихся. Будто читал наизусть текст Боевого устава.

– Ставлю задачи, согласованные с Президентом Российской Федерации, – говорил он, сидя в торце стола рядом с Ткаченко. Голос его гремел по всему кабинету и громовыми раскатами гулял под потолком, падал вниз на головы офицерам. Оттого многие сидели съежившись. Гром этот был непривычен в обычно тихом кабинете командарма.

Было сформулировано пять задач, направленных на остановку кровопролития, эвакуацию семей военнослужащих, обеспечение контроля за сохранностью складов с оружием и т. д.

Уже в конце совещания голос «полковника» еще более посуровел.

– Почему практически на территории расположения армии беспрепятственно действуют провокаторы-снайперы? Буквально вчера, накануне моего приезда, прямо в центре города снайперами убито три человека. Один из них наш военнослужащий. Это что меня так встречают? В качестве издевки? Или всегда у вас тут прямо под носом такая бойня процветает? Кто комендант? Доложить остановку!

С места вскочил и сразу же вспотел комендант Крайска полковник Борман. Невысокого роста, лысый, с круглым красным лицом, он явно перетрусил, не выдержал важности момента и начал что-то говорить путано и неконкретно.

– Мы принимаем меры, товарищ, э-э генерал, извиняюсь, полковник. Товарищ полковник, мы наведем порядок в ближайшее время, обязательно это сделаем, товарищ полковник.

«Гусаков» поглядел на него с усмешкой.

– Да уж сделайте, сделайте… Эти снайперы сеют панику среди населения. Недалеко до социального взрыва. Люди видят, что мы элементарный вопрос решить не можем – обеспечить мало-мальскую безопасность.

«Гусаков» раскурил очередную сигарету, выдохнул огромное облако дыма и отдал приказ:

– Даю вам, полковник, две недели на организацию борьбы со снайперами и на кардинальное решение этого вопроса.

Он помолчал и сурово добавил:

– Предлагаю решить этот вопрос надлежащим образом, если дороги вам ваши полковничьи погоны. Садитесь.

Борман надрывно крикнул: «Есть!» – плюхнулся на стул и стал торопливо и тщательно вытирать платком потное и красное свое лицо.

5

Для майора Николая Гайдамакова начались кошмарные времена. Как всегда, все прежние заслуги были забыты. Каждый день с утра до вечера вопросы: «Что сделано? Почему до сих пор стреляет чужой снайпер? Доложи, Гайдамаков, чем ты занимаешься целыми днями?»

И так далее и так далее.

Начальник особого отдела Шрамко ежедневно в восемь утра вызывал Гайдамакова к себе, подробно расспрашивал о проделанной работе, вечно находил придирки: и то ему не так, и это надо было по-другому. Через день по вечерам – совещания у начальника штаба дивизии Самохвалова. Тот вообще сильно нервничал – на него крепко давили сверху – из штаба армии. Говорили, что вопрос стоит на контроле у самого командарма. Мол, он сильно озабочен своей репутацией: горожане боятся выходить на улицы, и очень недовольны военными, которые не могут навести порядок. Отсюда – жалобы в Москву, грозные звонки из Минобороны…

– Ты, Гайдамаков, видно, думаешь, что синекуру здесь нашел? Зря так думаешь! Не успели наградить – ты и расслабился.

Николай пытался что-то объяснить, как-то защититься:

– Если бы он из одного окна стрелял, я б давно уже с ним разобрался. А тут весь город у него в распоряжении. Он позиции меняет, сволочь, каждый день разные. Ну как я его один найду, когда домов тысячи?

Раздосадованный упреками, Гайдамаков на этот раз стал горячиться:

– Где эта хваленая кагэбэшная и эмвэдэшная агентура? Где сотни этих нахлебников? Почему они не рыщут по чердакам, не помогают нам в поиске? Где в конце концов опора правоохранителей на массы? Только на бумаге?

Самохвалов возмущенно вытаращил на Николая и без того выпуклые свои глаза и начал протяжно, с менторскими интонациями, почти по-стариковски выговаривать:

– Ты, товарищ майор, кто у нас? Паникер? Провокатор? Или доблестный советский офицер? Так, как ты, рассуждают только демагоги, уходящие от ответственности! Ишь, куда хватил: опора на массы… У каждого своя работа, свой участок. Нам бы с тобой за себя ответить.

Он помолчал, хмуро о чем-то размышляя.

– То, о чем ты говоришь, Николай, это твои трудности. Мне результат нужен. Ты думаешь, мои и твои горькие слезы кого-нибудь интересуют в штабе армии? Там об меня ноги вытирают по твоей, Гайдамаков, милости.

Аргументы Самохвалова были для Николая обидны – он ведь и в самом деле не сидел без работы, с утра до вечера на ногах, в поиске.

– Мне одному город не охватить. Прошу, товарищ подполковник, вашей поддержки.

В другой раз Самохвалов после этих слов послал бы Гайдамакова далеко и надолго. Но тут его, наверное, сильно напрягли упреки из штаба армии. Он и сам понял: помогать майору надо, иначе все неудачи спишут потом на него, на Самохвалова.

– Ты это о чем?

– Мне людьми бы помочь, товарищ подполковник. Понимаете, снайпер стрелял уже с четырнадцати чердаков. То есть надо подробнейшим образом опросить жителей четырнадцати домов. Может, хоть