Выстрел - Игорь Немодрук Страница 41

Жизнь вещей, также давно истлевших, ненадолго переживших своих хозяев. Ведь это для нас, далёких потомков, любая вещь из прошлого представляет большую ценность, как раритет, как память, как дорогостоящий антиквариат наконец. А для ближайших наследников это было в большинстве своём старьё и хлам, место которому в лучшем случае в переплавке, перековке или другой переделке. К тому же многочисленные войны, большие и малые, накатывавшие на каждый клочок земли с постоянством, достойным иного применения, не способствовали долголетию как людскому, так и вещественному.

На экране, заслонившем книжные полки, в полтора часа уложилась более чем четырёхвековая жизнь клинка. От рождения под молотом перемышльского кузнеца в 1591 году от Рождества Христова до водворения в краеведческий музей в 1968 году. Вторую, большую часть своей жизни, сабля провела на чердаке полтавской, крытой соломой хаты. Вначале редко извлекаемая на показ внукам, как гордость и свидетельство боевого задора дедов, былой их свободы и не оставленной надежды, а потом забытая в лихолетье перемен. Зато в начале жизнь была такой же звонкой и весёлой, как жизнь её хозяина – молодого польского шляхтича Анджея Закорского. Озаряемая свечами громких пирушек и католических церковных служб, она слышала разноголосый шум сеймов и сеймиков, звенела, содрогаясь о другую сталь в многочисленных хмельных поединках, вознося гонор шляхетский превыше всего, несмываемо обагрила себя невинной холопьей кровью в погромах под Лубнами, во славу Речи Посполитой, шляхты и короля Сигизмунда Вазы. А через пятнадцать лет после этого позора, в битве под Цукорой, сабля поменяла владельца и перешла в янычарские руки, оставив своего старого хозяина с перерезанным ятаганом горлом удобрять Бессарабскую землю.

Турок верному ятагану не изменил, поэтому продал трофей торговцу, а тот выгодно перепродал саблю татарскому мурзе, ибо Всевышний благословил торговлю. Мурза подарил оружие своему четвёртому сыну Мустафе, подросшему уже для мужской работы, и благословил на поход против неверных, пророча богатую наживу и красивых рабынь. Но сын отцовскую волю не выполнил и, вместо отягощенного добычей возвращения, сложил буйную бритую головушку вместе с немногочисленной ватажкой в скоротечной степной стычке с запорожцами, оставив им коней, саблю с фитильным ружьём и замызганные шаровары, порванные практичными казаками на портянки. Сабля досталась худющему и длинному, как жердь, запорожцу по имени Сэмэн, прозванным за постоянную ненасытность Галушкою. Тот недолго красовался с нею по Сечи, пропил саблю, когда зимовал на хуторе под Полтавой у своего товарища. После этого сабля поменяла ещё несколько рук, продавалась, пропивалась в шинках. В конце концов, была куплена на ярмарке пьяненьким мужичком, мечтавшим уйти от клятой жены за Пороги, и вот уже и саблю прикупившим, и женой за дурную трату таких деньжищ побитый, да так казаком и не ставшим.

С тех пор сабля пылилась в сундуке, хозяйка иногда рубила ею головы курам и гусям, хозяин всё мечтал о свободе, а состарившись, позабыл о сабле. Вспомнил только один раз, когда внук нашел её и прискакал без штанов и верхом на прутике, волоча оружие в пыли, к нему на панскую пасеку с вопросом:

– Диду, диду ты що, казакував?

Дед заплакал и наврал внуку, надеясь, что тот сделает несделанного им и проживёт жизнь лучшую, чем его, и надежда эта была всегда, и будет всегда, и умрёт с последним человеком…

Экран погас, а перед глазами зрителей ещё бежали картины далёких времён, звучали звуки и голоса людей, живших и умиравших на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков. Живших своей жизнью, такой обычной для них, наполненной обычными делами, обычными страстями и войной. И смерть для них была обыденной и неизбежной. Жили и не думали, что они – история.

Джинн передал всё очень реалистично, даже запахи передал: дымный запах кузни, запах пороха и давно немытого тела, удушливый запах пожара, конского пота и степных трав. Эта реалистичность, а также сознание того, что всё увиденное не игра актёров, что всё было по-настоящему, поражали больше всего, брали за сердце. Говорить что-либо и обсуждать увиденное не хотелось, все молча разошлись по своим комнатам, задумавшись.

Впереди ждала их жизнь, их дела.

* * *

Артём и Пётр Михайлович остались довольны первой встречей. Симоненко сразу реабилитировал себя и свою команду в глазах руководства, после того как их лихо обыграли противники, похитив Светку прямо у них на глазах. Его помощник Кучмиль ходил эти дни, словно пёс, побитый за украденную котом колбасу. И вот, словно долгожданный майский дождь для агронома, раздался звонок Артёма, предложившего встретиться.

Встречу Артём назначил в парке у пляжа Отрада. В это время здесь довольно безлюдно, его «материализацию» из Джинна легко совершить в паузе между редкими спортсменами, бегающими от инфаркта по «Трассе здоровья». С первых фраз и с первого взгляда у обоих сложилось благоприятное впечатление друг о друге. Такое бывает между людьми: вроде бы и не знают совсем друг друга и дел никаких не имели, но вот встретились, пожали руки и проскочила искра симпатии, а дальше уж как жизнь сложится одному богу известно, но семена дружбы кинуты в благодатную почву, и от судьбы зависит, прольётся ли на них дождь событий и прорастёт ли из них дерево.

Артём готов был уже сейчас передать разведчику материалы, изъятые в Гуантанамо, но тот отказался брать их сразу. Как ни чесались у него руки схватить такую вкусняшку и бежать с нею вприпрыжку за орденами, но ему хватило выдержки и дисциплины. Пётр Михайлович был человеком осторожным и решил вначале доложить о предложении начальству и действовать согласно приказам.

Договорились встретиться на следующий день в офисе Петра Михайловича и разошлись довольные каждый по-своему. Артём, зайдя в заранее определённые густые заросли неподалёку, нырнул в Джинна и присоединился к Светке и Паше, а Симоненко заторопился к себе составлять отчёт и вертеть в пиджаке дырку для ордена.

Вечером, по Светкиному настоянию, пошли в театр. Без Паши, который любому культурному походу предпочитает пиво у телевизора, и сегодня решил не изменять привычкам заодно и квартиру свою проверить. В «Музкомедии» шел «Особо женатый таксист», Барский был великолепен. Артём, и Светка особенно, покинули театр в приподнятом и весёлом настроении. Вечер завершили в ресторане «Ассоль» в Аркадии.

Во время ужина, сидя за столиком у окна с прекрасным видом на море и пляж, по молчаливому соглашению, не касались в разговоре последних событий, а говорили о театре, знакомых, погоде и ни о чём. Вечер был чудным, в небе ярко светила луна, а под ней, в море, сверкала и переливалась серебром лунная дорожка. Таким вечером хорошо целоваться в кустах, затихая при звуке чужих шагов и в то же время