В сердце войны - Александр Николаевич Карпов Страница 2

– Брешешь, поди! Выдумал чего! Война, война. Сиди уж. Петя со службы придет и разъяснит все как есть. Ему-то виднее там, в армии, –  она снова посмотрела на мать Вали и Вити, глаза которой стали наполняться слезами: – А ты чего? Тебе волноваться нельзя. Родила, кормить должна, а то молока не будет! Покупать придется!

– Так Петю опять воевать пошлют. Два года назад уже посылали. Вон, какой худой оттуда вернулся, –  запричитала женщина в ответ на упреки свекрови.

Витя невольно повернулся к матери и посмотрел в ее лицо, продолжая пережевывать кусок смоченного похлебкой хлеба.

– Ничего, главное, что вернулся, –  ответила ей пожилая женщина, хлопоча возле печи.

Ее сноха выдвинула из-под стола табуретку и села на нее, расположившись между сыном и дочерью. Она поочередно смотрела на них.

– Пойди лучше в погреб, картошки набери, –  строго сказала бабушка Илье. –  Скоро Петя со службы придет, кормить надо.

Хромоногий с детства молодой человек встал, опираясь на край стола, и вышел из горницы, после чего из сеней послышался грохот, возникший от неуклюже взятого с собой под картошку пустого мешка, лежавшего на лавке под железными инструментами.

– Петю не тревожь. Твое дело – дети, –  ворчала у печи бабушка, адресуя свои напутствия снохе.

Молодая женщина продолжала поочередно смотреть на своих детей. Постепенно глаза ее становились влажными, и, чтобы не испугать слезами ребятишек, она отошла в сторону, к подвешенной за гвоздь на потолке люльке, где как раз подавала голос четырехмесячная Тамара.

Витя уже закончил обедать и стоял в сенях возле большого деревянного ведра, пил из него с помощью ковшика, когда возвратился Илья, держа в руке грязный мешок, наполовину заполненный картошкой из погреба.

– Ну-ка, Витя, давай сюда ведро. Я картошку пересыплю, –  сказал ему дядя, поднимаясь по скрипучим ступеням в дом.

– Сюда неси! – громко потребовала бабушка. –  Тут ведро стоит. Витя, помоги ему, ведро подержи.

Мальчик давно уже привык к строгости, а порой к откровенной грубости своей бабушки, сама жизнь которой не позволила ей долго оставаться мягкой. Одна, без мужа, погибшего в Первую мировую войну, она тянула четверых детей. Нужда, постоянная нехватка самого необходимого, инвалидность младшего ребенка сделали женщину суровой во многом, даже в мелочах. Потому она не стеснялась своего громкого голоса, властвовала, командовала и подчиняла себе всех домашних. Авторитетом в доме был только отец Вити, после смерти родителя вынужденный быстро повзрослеть, чтобы тянуть на себе часть мужского труда в домашнем хозяйстве. В конце двадцатых годов он уехал на заработки на Донбасс, чтобы помогать матери кормить остававшегося с ней младшего брата-инвалида. Через несколько лет он вернулся домой, но уже не один. В отчий дом он привел молодую супругу, ставшую впоследствии матерью для Вити и двух его сестер. К тому времени с начинавшей стареть женщиной в доме оставался только хромоногий от неудачных родов Илья. А старшие сыновья уже создали свои собственные семьи и разъехались кто куда.

– Мама, я так думаю, что война недолго продлится, –  неожиданно продолжил начатую беседу Илья, уже направлявший горловину мешка с картошкой в ведро, –  может, и Петьку туда не отправят. У нас такая армия! В стольких войнах победила!

– Не шуми! Нашумел уже! Вон, Тамару разбудил грохотом в сенях, –  пожилая женщина строго посмотрела на сына, взглядом давая ему понять, что в присутствии кормящей снохи лучше не вести пугающих ее разговоров об отправки мужа на войну.

Но Илья по простоте душевной и необразованности не понял матери. Он с улыбкой на лице продолжил излагать мысли, считая нужным по-своему успокоить жену брата:

– Я и говорю. С японцами мы разобрались уже. Сначала на КВЖД, потом на Хасане, потом на Халкин-Голе. В Западной Белоруссии границу отодвинули. Петя сам там участвовал. Даже медаль получил! Белофиннов разгромили.

– Да замолчишь ты или нет! Вон, картошку просыпал! – продолжала ворчать пожилая женщина, наклонившаяся для того, чтобы поднять с пола просыпавшиеся клубни.

– А что? – не унимался Илья. –  Гитлера тоже погоним. Нечего Пакт о ненападении нарушать. Да еще и без объявления войны.

Витя не обращал никакого внимания на разговоры взрослых. Его мысли были заняты очередной предстоящей встречей с ровесниками, с которыми в жаркий день они собирались тайком от взрослых сбежать на речку.

– Я пойду? – он вопросительно посмотрел на мать, ожидая ее разрешения на продолжение своей беззаботной детской жизни, посвященной в его семь с половиной лет только веселому времяпрепровождению с друзьями на свежем воздухе с постоянными играми и шалостями.

– Иди, только на речку не ходи. Витя, ты понял меня? – мать пыталась говорить строго, стараясь перевесить чашу влияния свекрови на ее маленького сына в свою сторону.

Но в состоянии неожиданно навалившейся опасности и волнения за судьбу мужа она не могла сделать свой голос и выражение лица строгими. Сказанная ею фраза звучала исключительно жалостливо и волнующе, выдавая ее состояние.

– Пусть Илья с ними пойдет. Все равно ведь сбегут на реку, –  вставила свое слово строгая бабушка, –  чего ему тут в жару сидеть. Сам искупается и за ребятами присмотрит.

Радостный Витя, не дожидаясь официального разрешения на прогулку, с радостным криком выбежал на улицу, где его уже поджидали двое его неразлучных друзей: Леха и Цыган.

Дисциплинированный Леха, услышав о намерении пойти с ними на речку Витькиного дяди, решил непременно сообщить об этом своей матери. Жили они по соседству, поэтому друзьям не составило труда навестить соседку тетку Нюру – Лехину маму. Цыган, в свою очередь, был более самостоятельным и независимым от контроля своих родителей, что избавляло его от необходимости оповещать их о своих намерениях.

Едва дождавшись хромоногого, а потому медлительного Илью, ребята с шумом помчались в направлении тропинки, которая вела к реке мимо жилых домов, сараев и огородов. Иногда они останавливались и начинали баловаться, играть во что-нибудь, ожидая еле идущего к ним Илью. А иногда прятались от него где-нибудь в кустах и, сидя в засаде, ждали, пока тот пройдет мимо, не заметив их присутствия. Потом друзья пристраивались сзади и начинали весело пародировать ковыляющую походку инвалида. На эти выходки простодушный Илья никогда не обижался. Он лишь делал строгий вид, но быстро менял его на обычное свое доброе выражение лица и веселился вместе с мальчишками.

Немногим позже шумная компания босоногих ребят устало и не спеша возвращалась с речки. Нанырявшись и наплававшись, друзья брели к своим домам. Как всегда, что свойственно их юному возрасту, они не обращали никакого внимания на происходящее вокруг них. Обсуждая между собой яркие впечатления от проделанных трюков во время ныряний, они не заметили происходившую на