Повести монгольских писателей. Том второй - Пурэвийн Хорло Страница 47

Однажды я встретил на улице мать Туи.

— Здравствуй, Доржо! — необычайно приветливо сказала она. — Как поживаешь? В каком институте учишься?

— Я в институт и не поступал.

— Что же так? Чем теперь занимаешься?

— Работаю на обувной фабрике.

— Гм… Ты, верно, школу кончил неважно, а? Ну вот и стал сапожником. У каждого своя дорога. Я тороплюсь, прощай!

Выходит, я, как она сказала, сапожник? А ведь это хорошая профессия. Обувь нужна каждому человеку. Если бы не было на свете сапожников, люди ходили бы босиком. Моя мама рассказывала, что в детстве она ходила босой. Пасла скот. Осенью, в заморозки, отогревала ноги, зарывая их в коровью подстилку. Я на мгновение представил себе мать Туи, шествующую по улице в шелковом дэле и босиком, вдобавок кожа на ногах грубая и грязная, — и невольно улыбнулся. Больше при встрече эта женщина со мной не заговаривала.

Осенью студентов университета отправили в Жаргалантуйский госхоз. Я пришел проводить Тую. Тут же была и мать Туи с огромным термосом в руках. Она пыталась напоить дочку чайком перед, дорогой, но та стеснялась и отказывалась. Я подошел ближе, когда машина, где сидела Туя, уже тронулась. «Чего тебе тут надо?» — вопрошал взгляд ее матери.

Я вручил Туе кулек с конфетами.

— Спасибо, Дорж. Передай привет тетушке Ханде! — Она-не смотрела на мать и махала мне рукой, пока машина не скрылась из виду.

Я решил навестить Тую в госхозе. Договорился на работе, купил сладостей и шерстяные варежки и в субботу утром отправился в путь.

— Непременно отвези ей варежки, — доверительно сказал мне Даш, молодой парнишка, работающий со мной на фабрике.

— Шерстяных варежек надолго не хватит, — заявила моя мать и сшила для Туи еще одну пару из войлочных голенищ старых гутулов. Итак, с рюкзаком за спиной я сел в автобус, следующий до Толгойта. Там я решил пересесть на попутную машину: слышал, что по дорогам взад-вперед курсируют грузовики, на которых возят овощи. Действительно, очень скоро появилась машина с прицепом. «Еду в Жаргалант», — сказал водитель, отмечая путевку. Он был низкорослый, с выгоревшими волосами и совсем молодой, примерно двумя годами старше меня. Звали его Юндэн. Когда я спросил, не подбросит ли он меня, Юндэн ответил шуткой:

— На своем горбу? Не пойдет, а в машину садись.

В дороге он не умолкал ни на минуту.

— Едешь навестить свою девушку? — спросил он без обиняков. — Что же, парень ты подходящий.

Мне не понравилось, что он назвал Тую «девушкой». Это слово по отношению к ней звучало грубовато.

— Еду навестить одноклассницу.

— Понимаю. Вы всегда так — одноклассницу, одноклассницу. Неужто нельзя сказать прямо — любимую? Чего тут стесняться? — И он отрывисто засмеялся.

Спорить с ним на этот предмет у меня попросту не хватило духу. Наконец часа через четыре мы приехали на место.

— Слезай! — сказал Юндэн. — Разузнаешь, где ее искать, а я тем временем запишусь в очередь под погрузку, — и притормозил у дверей конторы.

Я остановил двух парней, студентов с виду, которые вышли из здания, где помещалось почтовое отделение.

— Туя с биологического? Она в восьмой бригаде, — объяснил мне один из них. — Тебе придется искать попутную машину, до восьмой бригады километров десять.

— У меня есть машина.

— Тогда лети, приятель. Всего доброго.

Студенты пошли своей дорогой, и я слышал, как один сказал другому:

— Богато живет, верно, из какой-нибудь зажиточной семьи, у него, видите ли, собственный автомобиль!

Я только усмехнулся. В это время подбежал Юндэн.

— Ну, где она, узнал?

— В восьмой бригаде.

— И везет же тебе, как погляжу, меня направили как раз в эту бригаду за капустой. Поехали!

Мы приехали после обеда — студенты уже поели и снова ушли на работу. Я постеснялся зайти в палатку и обратиться к кому-либо из преподавателей, а направился прямо в поле. Тут я сразу увидел Тую.

— Ступай же к ней, — потребовал Юндэн.

— Нет, я лучше здесь ее подожду.

— Такой взрослый парень, а стесняется, — ласково пожурил меня мой новый приятель. — Ладно, я сам ее позову.

— Не надо!

— Зачем же тогда ехал? — удивленно спросил Юндэн. — Ну-ка, пошли вместе. — И он буквально потащил меня за собой. Пока мы подходили к стройному ряду синих палаток, похожих на птиц, усевшихся в одну линию, туда же отправилась и Туя с каким-то юношей в полосатой матросской тельняшке. Она еще не видела меня и оживленно беседовала со своим спутником. Молодые люди чему-то весело смеялись, и, кроме того, мне показалось, что они идут слишком близко друг к другу. Словом, мне стало не по себе. Я предполагал увидеть ее в поле, склонившейся над кочанами капусты, но никак не идущей рядом с парнем и весело смеющейся. «Постой, — сказал я сам себе, — да ты, приятель, уж не ревнуешь ли?»

— Дорж, кого я вижу, неужели ты приехал? — срывающимся от радости голосом закричала Туя, увидев меня наконец.

— Как поживаешь, Туя?

— Хорошо.

— Устаешь?

— Нет. Здесь хорошо. Как твоя матушка, здорова? — спросила она и, обращаясь к своему спутнику, сказала: — Балдан, чего же ты стоишь? Отправляйся работать, там, к востоку, осталось еще много капусты, смотри срезай подряд, не пропускай. Я сейчас приду.

— Мама моя здорова, — начал было я и замолчал. А собирался так много рассказать ей. Похоже, что слова, как испуганные птахи, улетели с моих уст.

— Я найду старшего и договорюсь насчет выгрузки. — Откуда ни возьмись появился Юндэн. — А вы пока поговорите. — И быстро ушел. Я так и не представил его Туе. Впрочем, нам было не до него. Мы отправились к реке и уселись на берегу в тени ивняка. Речушка была маленькая, в ее прозрачной воде играла рыба. Я развязал рюкзак.

— Вот гостинцы, угостишь друзей и сама поешь. А это тебе от моей матушки, верно, сгодятся.

Туя просияла.

— Тетушка Ханда такая догадливая! Шерстяные варежки, которые я захватила с собой, давно изорвались. Ну, как дела у тебя на работе?

— Отлично! Молодежи много, и отношения у нас у всех дружеские.

— Что ж, мой отец говорит: у рабочего человека душа замечательная.

— Мы сейчас начали выпускать туфли новой модели, честное слово, не хуже привозных.

Так сидели мы вдвоем на берегу и поглядывали на быстрое течение реки. Туя грызла яблоко. Бросила кожицу в воду, течение подхватило ее и, покружив немного на поверхности, увлекло в глубину.

— Кожа у тебя не потрескалась? — спросил я, осторожно беря руку Туи.

— Вовсе