Польские евреи. Рассказы, очерки, картины - Лео Герцберг-Френкель Страница 11

и поспешил в синагогу. Ни­кто из тех, которые протягивали ему руку для «шолом-алейхем» не узнал в чуже­странце прежнего кутилу, — не узнали его и те, которые обращались к нему с пригла­шением на «седер», по благочестивому еврей­скому обычаю. Он благодарил за дружеские приглашения, но отклонил их и тихо молился. Он чувствовал в себе более чем когда-либо потребность молиться, благодарить Вога за оказанные ему милости и испросить Его покровительства на будущее время. Окончив молитву, Рафаил оставил священное место и, волнуемый целым миром ощущений, мед­ленно и серьезно направился к обетованной стране его желаний, к дому, в котором он оставил свое прошедшее и хотел найти бу­дущее. Что он чувствовал в это время знает только пилигрим, когда после долгого странствования по песчаной степи, изнуренный зноем и жаждой, он видит наконец перед собою верхушки пальм и башни священного города.

Улицы тихи, темны и безмолвны. Но вот из одного угла блеснули три окна, в кото­рых забыли закрыть ставни. Сердце Рафаила сильно забилось. Он стоит пред дорогим домом, глядит в ярко освещенную комнату, видит дружественную группу седого старца в кругу детей и внуков, — видит его цве­тущую, прекрасную дочь.

В глазах Рафаила блеснула слеза радости!..

«Человек не для радости

в свет сотворен,

Часто глаз его плачет,

хоть и радостен он».

Овладев собою и подавив волнение, Рафа­ил вошел в дом и, повинуясь немому при­глашению хозяина, сел за гостеприимный стол. Наклонясь над «гагадой»[11] он по-видимому набожно слушает известные четыре вопроса, предлагаемые самым младшим членом се­мейства, восьмилетним мальчиком, сидящим рядом с патриархом, как зелень возле снега, как надежда возле покорности судьбе, как восходящая жизнь возле угасающей! В ответ на эти вопросы мужчины рассказывают историю чудесного исхода из Египта; первую половину пред ужином, а вторую после ужина. Обряд этот повторяется ежегодно, с одними и теми же формальностями, на один и тот же тон, — и сколько бы не прошло еще столетий, сколько бы не сменилось поколений, — обряд этот останется неизменным, как квадратные еврейские буквы, которыми написана эта история, как убеждение, лежащее в сердце еврейского народа!

Когда мальчик окончил свои вопросы, мужчины стали рассказывать историю исхода: «Мы были рабами египетских Фараонов, но Господь избавил, нас» и т. д. — Голос чу­жестранца присоединился к общему хору. Услышав его, все, точно охваченные волшеб­ной силой, вдруг умолкли и устремили свои взоры на незнакомого гостя, голос которого проник в сердца слушателей и разбудил в них уснувшие воспоминания. Время, остави­вшее свои следы на некогда цветущем лице_ Рафаила, нисколько не лишило его голоса свежести и металлической звучности, и если глаза любви и не узнали в зрелом му­же прежнего юношу, то его отгадало сердце, в дверь которого постучался звук милого го­лоса.

Сара не могла удержаться от тихого, ра­достного крика; её глаза заблистали, лице вспыхнуло, — и взоры всех вопросительно об­ратились к прекрасной девушке, стыдливо и робко смотревшей на гостя, к которому рва­лось её сердце и знакомые черты которого только теперь обрисовались яснее.

— Рафаил! — воскликнули все дружным хо­ром и «гагады» на минуту выскользнули из их рук; но только на одну минуту. Прерван­ный религиозный обряд продолжался снова, как будто в этом семействе не соверши­лось никакого важного события, и только ко­гда первая половина «гагады» была окончена общая радость выразилась в восклицаниях и объятиях. Слава Рафаила проникла и в его родной город, и он был теперь дорогой гость в доме Реб-Мешулима, где ждала его верная Сара. И она также упорно отказывала всем заманчивыми и докучливым женихам, и сохранила себя для человека, с которым мысленно обручилась. Как ни преследовал ее своими предложениями молодой, богатый сын представителя общины, как ни хвалили его друзья, родственники и шадхоним (свахи) эту партию, она оставалась непреклонною, хо­тя годы уходили, а Рафаила все не было!

Веселые, рассказы воодушевили общество и ужин длился до глубокой ночи. Рафаил сверх того восхищал своих слушателей объяснением разных цитат из торы и тал­муда, остроумной экзегетикой и комментариями. Сара радостно улыбалась, видя глубокое ува­жение, с которым её отец и братья слуша­ли мудрые слова молодого ученого, возлюблен­ного её сердца.

«Вот что значит учиться», — говорил один другому.

После ужина началось чтение второй части гагады. Громко и весело раздавались мужские голоса. Только Сара сидела в глубокой за­думчивости; она смотрела в открытый перед ней молитвенник, но ничего не видела и ко­гда все подняли свои бокалы, чтобы выпить четыре кратно благословенное вино, она за­была сделать это, и только мать заставила ее очнуться. Она посмотрела на присутствующих, встретила лукавые взгляды братьев, испол­ненный любви и нежности взор её возлюб­ленного, — лице её покрылось краской, она в смущении схватила свой бокал, чтоб подне­сти его к губам, но рука задрожала, она уронила бокал на пол и он разлетелся в дребезги. Сара в испуге вскрикнула. Но отец улыбнулся, глаза его заблистали радостью, он поднялся с своего места и указывая на лежав­шие у ног Сары осколки стекла, торжественно проговорил: «ze hoos! — это знак союза!»[12]

«Mazel tow!» (доброго счастья!), — вскрикнули все, наэлектризованные идеей отца. — «Ma­zel tow!»

Случай ускорил обручение.

Весть о возвращении Рафаила и обручении его проникла во все слои населения маленького еврейского городка и как громом поразила влюбленного сына представителя общины, ви­ды и надежды которого на получение руки пре­красной Сары теперь окончательно разруши­лись. Отчаяние овладело им. Непреодоли­мая тоска давила его грудь, тысячи черных мыслей приходили ему в голову; он обдумы­вал разные планы мщения и наконец оста­новился на одном из них. Чем более он его обдумывал, тем более он ему нравился, и торжествующая улыбка пробегала по бледному его лицу. Дурной человек находит для себя счастье в уничтожении счастья других.

В сопровождении двух друзей, он отпра­вился в дом Сары. Девушка была одна.

«Сара!» — сказал он — «я пришел простить­ся с тобою; Бог весть, увижу ли я тебя. Да сохранит тебя Господь! Прости Сара!»

Глубоко тронутая, Сара протянула ему ру­ку на прощание. Этого только и ждал не­счастный. Он быстро схватил руку и, надев золотое венчальное кольцо на указательный палец её, громким и твердым голосом проговорил: «Harei at mekudesches li betabaat su kados Mosche we Israel[13].

Свидетели и Capa громко вскрикнули, а мо­лодой человек выбежал из дома и тотчас же оставил город, — убегая от людей, Бо­га и самого себя.

Неожиданный удар разрушил счастье