Том Стоппард - Розенкранц и Гильденстерн мертвы Страница 11

– Своих не хватает! Что еще?

Актер.

– Кровь....

Гильденстерн.

– Любовь и риторика.

Актер.

– Точно. (Собирается идти.)

Гильденстерн.

– Ты это куда?

Актер.

– Могу приходить и уходить как захочу.

Гильденстерн.

– И знаешь все входы и выходы.

Актер.

– Я бывал здесь и раньше.

Гильденстерн.

– А мы только нащупываем почву.

Актер.

– Если щупать, то лучше голову – пока на плечах.

Гильденстерн.

– Исходишь из опыта?

Актер.

– Из прецедентов.

Гильденстерн.

– Будучи здесь не первый раз.

Актер.

– И знаю, откуда ветер дует.

Гильденстерн.

– Значит, и нашим и вашим. Неглупо. Впрочем, это норма, учитывая, так сказать, род занятий.

Лицо актера не выражает ничего. Он снова пытается уйти, но Гильденстерн его удерживает.

– Говоря откровенно, мы дорожим вашим обществом за неимением другого. Слишком долго были предоставлены самим себе... В итоге неуверенность, связанная с чужим обществом, оказывается даже привлекательной.

Актер.

– Неуверенность – нормальное состояние. Вы не исключение.

Он снова пытается уйти; Гильденстерн удерживает его.

Гильденстерн.

– Но ради всего святого – что нам делать?!

Актер.

– Расслабьтесь. Реагируйте. Как все люди. Нельзя же идти по жизни, на каждом углу задавая проклятые вопросы.

Гильденстерн.

– Но мы не знаем, что происходит. И что нам с собой делать. Мы не знаем, как нам поступать.

Актер.

– Как? Естественно. Вы же знаете по крайней мере, зачем вы здесь.

Гильденстерн.

– Знаем только то, что нам говорят. А это – немного. И, кроме того, мы не убеждены, что это – правда.

Актер.

– В этом никто не убежден. Все приходится принимать на веру. Правдиво только то, что принимается за правдивое. Такова плата за существование. Можно быть нищим, но все в порядке, пока есть такое покрытие и пока его можно разменять. Человек основывается на предположениях. Что вы предполагаете?

Розенкранц.

– Гамлет переменился, внешне и внутренне. Мы должны выяснить, что повлияло.

Гильденстерн.

– Он не слишком идет навстречу.

Актер.

– А кто идет – в наши-то времена?

Гильденстерн.

– Он... э-э-э... мрачен.

Актер.

– Мрачен?

Розенкранц.

– Безумен.

Актер.

– В каком смысле?

Розенкранц.

– Ох. (К Гильденстерну.) В каком смысле?

Гильденстерн.

– Ну, не то чтобы безумен – подавлен.

Актер.

– Подавлен.

Гильденстерн.

– Мрачно настроен.

Розенкранц.

– Зависит от настроений.

Актер.

– Мрачных?

Гильденстерн.

– Безумен. И вообще.

Розенкранц.

– Именно.

Гильденстерн.

– В частности.

Розенкранц.

– Разговаривает сам с собой. Что есть несомненный признак безумия.

Гильденстерн.

– Если не говорит разумные вещи. Что он делает.

Розенкранц.

– Что означает обратное.

Актер.

– Чему?

Короткая пауза.

Гильденстерн.

– Думаю, я понял. Человек, разговаривающий сам с собой, но со смыслом, не более безумен, чем человек, разговаривающий с другими, но несущий околесицу.

Розенкранц.

– Или одинаково безумен.

Гильденстерн.

– Или одинаково.

Розенкранц.

– А он делает то и то.

Гильденстерн.

– То-то и есть.

Розенкранц.

– Клинически нормален.

Пауза.

Актер.

– Почему?

Гильденстерн.

– А? (К Розенкранцу.) Почему?

Розенкранц.

– Именно.

Гильденстерн.

– Именно – что?

Розенкранц.

– Именно почему.

Гильденстерн.

– Что именно почему?

Розенкранц.

– Что?

Гильденстерн.

– Почему?

Розенкранц.

– Что почему, собственно?

Гильденстерн.

– Почему он безумен?

Розенкранц.

– Понятия не имею.

Шаги.

Актер.

– Старик считает, что он влюбился в дочку.

Розенкранц (пораженный).

– О боже, это свыше моего разумения!

Актер.

– Нет, нет – у него нет дочки – старик считает, что он влюбился в его дочку.

Розенкранц.

– Старик?

Актер.

– Гамлет. Влюбился в дочку старика. Старик так думает.

Розенкранц.

– Хо! Это уже приобретает смысл. Страсть без взаимности.

Актер порывается уйти.

Гильденстерн (полицейским тоном).

– Никто не выйдет из этой комнаты. (Пауза, мягче.) Без достаточных оснований.

Актер.

– Почему?

Гильденстерн.

– Это болтание взад-вперед напоминает балаган. Теряешь контроль над ситуацией. Отныне здесь будет царить порядок.

Актер.

– Мне надо учить стихи.

Гильденстерн.

– Проходи.

Актер уходит в боковую кулису. Розенкранц складывает ладони рупором и кричит в противоположную сторону.

Розенкранц.

– Следующий!

Никого.

Гильденстерн.

– Чего ты ждешь?

Розенкранц.

– Чего-то... кого-то... Ничего.

Сидят лицом к залу.

– Голоден?

Гильденстерн.

– Нет, а ты?

Розенкранц (задумчиво).

– Нет. Помнишь ту монету?

Гильденстерн.

– Что?

Розенкранц.

– Наверно, я потерял ее.

Гильденстерн.

– Какую монету?

Розенкранц.

– Не помню точно.

Пауза.

Гильденстерн.

– Ах, ту... смешно.

Розенкранц.

– Не понимаю, как это вышло.

Гильденстерн.

– У тебя это само получается.

Розенкранц.

– Да, это мой трюк.

Гильденстерн.

– Попробуй еще раз.

Небольшая пауза.

Розенкранц.

– Мы не можем себе это позволить.

Гильденстерн.

– Правильно. Человек должен думать о будущем.

Розенкранц.

– Следовало бы.

Гильденстерн.

– Иметь будущее. В конце концов, человек его всегда имеет... сейчас... и сейчас... и сейчас...

Розенкранц.

– Без конца. Впрочем, нет, вряд ли. (Пауза.) Ты представляешь себя когда-нибудь мертвым, по-настоящему... в ящике и с крышкой сверху?

Гильденстерн.

– Нет.

Розенкранц.

– Я, конечно, тоже... Глупо нервничать по этому поводу. Потому что думаешь о себе в ящике как о живом, не учитывая, что ты уже мертвый... а это ведь не то же самое, правда? То есть ты уже не знаешь, в ящике ты или нет. Это ведь как если просто спать в ящике. Не то чтоб мне нравилось спать в ящике, особенно без воздуха. Потому что если проснешься, то ты уже мертвый, это во-первых; и что тогда делать? Тем более – в ящике. Вот это-то мне и не нравится. Потому я и не думаю об этом...

(Гильденстерн беспокойно ерзает и кутается в плащ.)

...Потому что тогда ты уже беспомощен, верно? Запихнутый в ящик, и ты уже там навсегда. Даже если учесть, что ты мертв, все равно неприятная мысль. Особенно если ты по-настоящему мертв. Вот представь – представь, что я запихиваю тебя сейчас в ящик, – что ты предпочтешь: быть живым или мертвым? Конечно, живым. Потому что жизнь в ящике лучше, чем не жизнь вообще. По-моему. По крайней мере есть шанс. Лежишь себе и думаешь – ладно, по крайней мере я жив. Кто-нибудь все-таки придет и постучит и скажет: выходи. (Стучит кулаком по полу.) Эй ты, как тебя там! Вылезай!

Гильденстерн (вскакивает, яростно).

– Перестань! Ты способен свести с ума!

Пауза.

Розенкранц.

– На твоем месте я бы не обращал внимания. Ты просто подавлен. (Пауза.) Вечность – ужасная вещь. То есть где она все-таки кончается? (Пауза, потом весело.) Два ранних христианина случайно встретились на небесах. «Неужто я вижу Савла из Тарса? – воскликнул один. – Ты-то что тут делаешь?» – «Тарса-Шмарса, – буркнул другой. – Ты видишь уже Павла». (Он встает и хлопает в ладоши.) Им все равно. Рассчитывать не на что. Можно позеленеть, пока они явятся.