Карл Любезный - Владимир Васильевич Москалев Страница 9

окна: одно глядело на север, два других — на восток. Сложив руки за спиной и опустив голову, вдоль длинной стены от одного окна до другого в волнении вышагивал король Людовик XI. Он в распашной робе с длинными разрезами спереди и с боков и в туфлях с заостренными, но недлинными носками. Голова его обнажена, шляпа с неширокими загнутыми внутрь полями и с невысокой тульей, обшитой иконками святых, лежит на стуле. Никакой роскоши ни в покоях, ни в одежде короля; скорее среднего достатка горожанин мерил комнату шагами, размышляя не то о налогах, не то о высоких ценах на фламандское сукно.

Король думал о том, как ему и дальше держать в узде непокорную и своевольную знать. Лига общественного блага, которую около пяти лет назад создали против него вечно недовольные родичи и сиятельные вельможи, сделала свое дело: Людовик пошел на уступки. Всей сворой они тогда накинулись на него, чуть было не побили при Монлери, пришлось скрываться в Корбее, потом в Париже, Конфлане и, наконец, в Руане. В результате Карл Бургундский получил проданные его отцом королю города на Сомме; своему брату король отдал Нормандию и уступил свои права сюзерена на Бретань и герцогство Алансонское; графу Сен-Полю пожаловали должность коннетабля. Остальные участники лиги — Франциск II, герцоги Бурбонский и Лотарингский, оба д’Арманьяка, графы Дюнуа и д’Альбре — получили пожалования в виде земель и прибыльных должностей. Но Бог уже распорядился в отношении приговора тем, кто мешал королю править, кого он считал предателем. Год назад Господь прибрал к себе душу бастарда Орлеанского; именно Он, а не враг рода человеческого, ибо граф Жан де Дюнуа все же был храбрым командиром времен прошлой войны с англичанами, соратником Орлеанской девы. Другого ренегата — кардинала Балю, лизавшего пятки герцогу Бургундскому, Франциску Бретонскому, брату короля и Эдуарду IV — Людовик засадил в клетку, в которой тот просидит целых одиннадцать лет. Ту же участь разделил с ним епископ Вердена Гийом д’Аранкур, не меньший изменник; кстати, он и придумал эту клетку. Брата Карла Людовик в апреле отправил в Гиень, подальше с глаз, отобрав у него Нормандию, — найдется кого одарить таким лакомым куском.

Король остановился у окна, устремив взгляд на острый шпиль церкви Сен-Жермен л’Оссеруа, потом посмотрел вправо на Бурбонский отель, закрывающий собой почти всю набережную от Лувра до площади Трех мэрий. Состроив недовольную гримасу, он повернул голову влево: другой отель — Алансонский — частично заслонял собою улицу Сент-Оноре и был окружен двух- и трехэтажными домами горожан.

Людовик снова зашагал вдоль окон, скрестив руки на груди, а потом одной рукой подперев подбородок. С главными он пока что разделался, теперь с остальными… Но тут он вспомнил, как едва не попал в плен герцогу Бургундскому, опрометчиво предложив тому встретиться в Перонне для улаживания мирных отношений. Но все обошлось, он чудом вырвался из лап своего троюродного брата и вот теперь размышлял, как отомстить за унижение. Но не только кузену — другим, тем, кто посоветовал ему отправиться в Перонну (Балю и Сен-Поль), а тем временем спровоцировал бунт жителей Льежа против власти герцога Бургундского. Кстати, как доложили ему через своих шпионов Оливье, а вслед за ним и Тристан, среди поджигателей бунта были и те, кто в свое время примкнул к лиге: герцог Лотарингский, Жан де Бурбон и Карл д’Альбре. Как-то надо их перессорить либо приблизить к себе подачками или брачными союзами. Неплохая мысль! А начинать надо с головы — Карла Орлеанского и Бурбона. Последнему неплохо бы отдать в жены дочь Анну; ей пока всего восемь лет, а ему… черт возьми, ему уже за тридцать. Ничего, зато этот в кармане, все же в супруги возьмет дочь короля. Впрочем, лучше будет, пожалуй, выдать ее за герцога Лотарингского. Вторую дочь, Жанну, выдать за… О, у этой пятилетней крошки, без сомнения, никогда не будет детей. Ну не получилась, вышла какая-то уродина, к тому же горбатая и хромая. Хромоножка… Господи, сколько уже этих Жанн-хромоножек! Так вот, она-то — самая подходящая пара для Людовика Орлеанского: пусть-ка после этого попробует оставить после себя наследника. Зато станет зятем, как и лотарингец. Вот и обезврежены двое. Однако самые сильные фигуры пока что не взять в клещи: братец, похоже, вновь что-то затевает, а к Карлу Бургундскому опять прибывают гонцы из Англии, Бретани, Гиени. Зачем?

Людовик вновь остановился у окна; оно выходило на улицу Сент-Оноре. Он поднял голову, словно ища ответ у Парижа. Но тот молчал, холодный, безучастный. Взгляд короля скользнул по улице Шамп-Флери и остановился на церкви Сент-Оноре, затем метнулся вправо и замер на улице де Кок, ведущей к почти разрушенным, старым городским воротам Филиппа Августа.

Король понимал, что война между ним и герцогом Бургундским неизбежна, несмотря на мирный договор, заключенный во время свидания с герцогом в Перонне. Раз так, надо тайком подговаривать жителей городов на Сомме поднять восстание против бургундца, а тем временем разместить в этих городах королевские гарнизоны. Причину для недовольства найти нетрудно: герцог нарушил условия договора, расширив свои границы. В то же время чутье подсказывало Людовику, что не стоило вновь начинать воину, однако желание отомстить за то, как с ним обошлись в Перонне, перевесило чашу весов.

Думая над этим, король неотрывно смотрел на возы с сеном, которые поворачивали от старых ворот на улицу Астрюс, словно где-то в глубине этих возов таился ответ на вопрос: как следует поступить, и если отправить тайных агентов в Амьен, Сен-Кантен и Абвиль — города на Сомме, — то когда?

Невидимая в стене дверь внезапно растворилась; вошел, без тени смущения, человек. Услышав звук шагов, король обернулся:

— A-а, кум Тристан! Давно тебя не было. Как твоя поездка?

— Мои родственники живы, хотя и не совсем здоровы. Я привез им лекаря.

— Ты недурно прогулялся. Не мешало бы и мне вырваться из этих стен, которые Филипп Август планировал приспособить под архивы и тюрьму. Недаром Карла, моего прадеда, называют Мудрым: он и дня не мог прожить в этом склепе, называемом Лувром.

— Не так уж плох этот дворец, государь.

— Собственно, да, если учесть, что вид из окон располагает к размышлениям; они все больше не дают мне покоя, друг мой. Бургундец снова замышляет что-то против нас. Желает избавиться от присяги французскому королю и стать сюзереном.

— Мир меж вами шит белыми нитками.

Король сел в кресло, совместив перед собой подушечки пальцев рук.

— Я должен первым нанести удар.

— Прежде необходимо обеспечить тыл, мой король.