Елизавета I - Маргарет Джордж Страница 9

верила. Ненавидя себя за эту слабость, она впоследствии попыталась успокоить свою совесть и исправить содеянное. Результатом стала ее злосчастная попытка вновь насадить в Англии католицизм. Это вылилось в огромную жестокость, хотя сама она по натуре вовсе не была жестокой. За больную совесть правителя подданные платят слишком высокую цену.

Судьбой мне было уготовано стать олицетворением протестантизма. Следовательно, было лишь вопросом времени, когда блюститель старой веры бросит мне вызов.

6

Ночь казалась нескончаемой, и все же рассвет наступил слишком рано. Сегодня предстояло послать за всеми моими придворными дамами и отправить их по домам так, чтобы не напугать. Я мало-помалу готовилась к бою.

Обыкновенно при мне состояли десятка два женщин самых разных возрастов и сословий. Одни были мне ближе, чем другие. Наиболее церемониальными фигурами были статс-дамы; они происходили из знатных семей и роль исполняли скорее декоративную, нежели практическую. При дворе они появлялись нерегулярно, но обязаны были присутствовать на официальных мероприятиях, когда я принимала иностранных сановников. Однако устраивать испанцам торжественный прием в мои планы не входило, и сегодня во дворце никого из статс-дам не было.

Около десятка женщин в настоящее время служили дамами королевских покоев, и лишь четыре из них, самые старшие, прислуживали мне лично в моей опочивальне. Положение дамы королевской опочивальни было высочайшей честью, какой могла удостоиться моя приближенная. Трем из этих четырех, моим Вороне, Кошечке и Бланш, предстояло остаться со мной. Четвертую, Хелену ван Снакенборг из Швеции, я намеревалась отправить домой к мужу.

У меня также имелось шесть фрейлин, незамужних девушек из хороших семей, которые прислуживали в наружных покоях и спали все вместе в одной комнате. Всех их я собиралась отослать.

Если статс-дамы являлись декоративным элементом моей свиты, а дамы покоев – чем-то средним между компаньонками и помощницами, фрейлины были юными жемчужинами, блиставшими при дворе на протяжении сезона-другого. Они, как правило, были самыми хорошенькими и соблазнительными в группке придворных дам. Нередко им случалось обратить на себя внимание короля. Моя мать была фрейлиной, как и две другие жены отца. Здесь, впрочем, никакого короля, который мог бы положить на них глаз, не было, одни только хищные придворные.

Трепеща, они покорно выстроились в ряд. На их личиках предвкушение мешалось со страхом.

– Дамы, как это ни прискорбно, но ради вашей же собственной безопасности я должна отослать вас всех прочь, – объявила я. – Возможно, в том случае, если на нашу землю высадятся испанцы, мне придется быстро перебраться в потайное место, и ваши услуги мне не понадобятся. Я очень надеюсь, что это излишняя предосторожность, но не могу подвергать вас опасности попасть в лапы вражеских солдат.

Одна из фрейлин, Элизабет Саутвелл, высокая и грациозная, покачала головой:

– Наши жизни никак не могут быть ценнее жизни вашего величества. Мы должны быть с вами рядом, когда… когда…

Ее большие голубые глаза наполнились слезами.

– Как Хармиана и Ирада, когда Клеопатра бросила последний вызов римлянам! – тряхнув копной рыжеватых кудрей, воскликнула Элизабет Вернон.

– Я вовсе не намерена сводить счеты с жизнью через укус аспида, – заверила я ее. – И не собираюсь требовать от вас последовать моему примеру. Я хочу, чтобы вы на время отправились по домам. Вы меня понимаете?

– Насколько серьезна опасность? – спросила Бесс Трокмортон.

Она была дочерью покойного видного дипломата. Однако в ней всегда угадывался бунтарский дух, и остальные фрейлины, похоже, восхищались ею за это.

– Это зависит от того, насколько близко им удастся подойти, – сказала я.

Старшие дамы королевских покоев почти ничего не говорили и лишь кивали.

– Можете сложить вещи вечером, чтобы к утру уехать, – добавила я.

Они с поклоном удалились. Все, кроме юной Фрэнсис Уолсингем и Хелены.

Дождавшись, когда мы окажемся в одиночестве, Фрэнсис произнесла:

– Ваше величество, я хочу остаться. Мой долг – быть подле вас.

Я посмотрела на нее. Серая мышка, и не скажешь даже, что вдова великолепного сэра Филипа Сидни. После его смерти она так истаяла, что от нее осталась одна тень. Даже само имя делало ее невидимкой – ее звали в точности так же, как и ее отца, Фрэнсиса Уолсингема. Кому, интересно, пришло в голову назвать дочь и отца одним именем?

– Фрэнсис, ваш долг – повиноваться мне.

– Но мой отец один из командующих этой войны. Я не маленькая девочка, которую можно просто взять и отослать домой. Мне слишком многое известно, чтобы я могла не страшиться и не тревожиться. Лучше мне быть с вами. Пожалуйста, пожалуйста, позвольте мне остаться!

Я покачала головой:

– Нет, Фрэнсис, вы должны уехать. Ради моего душевного спокойствия. – Я повернулась к Хелене. – И вы тоже, друг мой. Возвращайтесь к мужу и детям. В такие времена нам всем следует находиться рядом с родными.

Это делало просьбу Фрэнсис еще более удивительной.

– Фрэнсис, ваша дочурка – моя крестница, если вы вдруг позабыли, – нуждается в вас. В эти неспокойные времена, когда мы стоим на пороге войны и хаоса, вы должны быть с ней.

Они удалились: Фрэнсис – с мрачным видом, Хелена – с любовью, на прощание поцеловав меня в щеку и сказав:

– Это ненадолго. Я скоро вернусь.

Дрейк, Хокинс и Фробишер находились в море вместе с доброй частью флота. У меня неожиданно возникли вопросы относительно кораблей, их размещения и прочих подробностей, которые известны были только морякам. Из всех моих отважных мореходов на суше оставался один только Уолтер Рэли. О, как он возражал против своего назначения – на него была возложена ответственность за сухопутную оборону Девона и Корнуолла. Сидеть дома, в то время как остальные отправились в плавание. Уступить свой боевой корабль, построенный специально для него, свой «Ковчег Рэли», адмиралу Говарду, который сделал из него флагман, переименовав просто в «Ковчег». Но он покорился необходимости и проделал отличную работу, не только укрепив Девон и Корнуолл, но и проведя инспекцию всех оборонительных сооружений вдоль побережья вплоть до самого Норфолка на севере. Он настаивал, что нам понадобится тяжелая артиллерия для защиты глубоководных гаваней Портленда и Уэймута, а также Плимута, самого близкого к Испании порта. Крайне важно, утверждал он, помешать армаде занять какую-нибудь защищенную глубоководную бухту, где испанские корабли могли бы встать на якорь.

Каким-то образом Рэли удалось набрать внушительное число горожан в сухопутное ополчение. Однако вооружены они были чем придется – секачами, алебардами, луками, пиками и копьями – и соперничать с профессиональными солдатами в латах и с мушкетами не могли. Наше сухопутное ополчение было жалким. Спасти нас могли только моряки.

Уолтер