Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 89

– Ты хорошо сделаешь, если назовешь курсы просто курсами.

Клара ответила ему, что название вполне отвечает реальности: на консервном заводе всегда было больше женщин, чем мужчин.

– И вот еще что: Росалию похоронили в Пантеоне для благородных граждан Галисии, и все промолчали.

Клара понимала, не было смысла спорить с Хайме. Это не приносило никакого результата. После отъезда Леопольдо и Пласидо супруги виделись только за завтраком, редко за обедом и никогда за ужином. В то время Хайме увлекался регатами. Он устроил одну такую на воде Риас Бахас и участвовал сам на собственной спортивной яхте. Клару это вполне устраивало.

Замок жил в тишине и безмолвии, населенный призраками дона Густаво и доньи Инес, а также воспоминаниями о Пласидо. Комната с террасой Сиес была наглухо закрыта, и никто туда не входил. Внутри находились платья сеньоры и костюмы сеньора. Никто так ничего и не вынул из шкафов, не убрал флаконов с туалетного столика или пустых блокнотов из ящичков небольшого стола, где супруги сидели вечерами в последнюю пору жизни.

Порой донья Инес являлась Кларе, но в отличие от Сельсо, ее образ не был таким четким.

– Вы здесь? – спрашивала Клара в тишине.

Никто не отвечал, и Клара возвращалась к своим обязанностям, не отставая от Фигероа. Если раньше у нее иногда появлялось немного свободного времени, то теперь курсы занимали все до последней минуты. Она составляла расписание и весь рабочий день поторапливала женщин, чтобы наверстать время, потраченное на занятия. Она с энтузиазмом советовала им повторять вслух алфавит, пока они укладывают сардины. В самом деле, если бы не Хайме, можно было сказать, что Клара каждую минуту проводила с толком, каким бы неопределенным или незначительным не был результат, и ей нравилось наблюдать из своего кабинета, как с дозорной вышки, за женщинами, которые начинали осваивать буквы и постепенно складывать их в слова.

В августе 1963 года, как и всегда, Клара укрывалась от жары в замке и в саду.

Возможно, никто бы никогда и не узнал, сколько она сделала для «Светоча», но она была уверена, что женские курсы – это ее шедевр.

Она так и написала в любовном дневнике.

Она написала, что привыкла видеть в глубине прессовочного цеха грифельную доску, а перед ней скамьи, где сидели ученицы. Ни одна не пропускала занятия. И ни одна не получила ни одного взыскания за отсутствие интереса.

Она чувствовала, что обязана заняться судьбой женщин, потерявших мужей в море, и тех, кому выдали тело для погребения, и вдов при живых мужьях, то есть тех, у кого не было сертификата о смерти. И судьбой сирот, которые не могли рассчитывать на поддержку семьи до тех пор, пока они не получат минимального образования. То есть пока не научатся читать, писать и считать – единственный рецепт, в который она верила.

– Я люблю их всех, как своих детей, которых у меня нет, – написала она.

Потом она села за пишущую машинку марки «Гермес» и, словно создавая завещание, написала о своем желании, чтобы курсы продолжали функционировать, когда ее не станет. И в эмоциональном порыве отредактировала пять основных принципов существования курсов, которые до того момента только произносила.

Для реализации этого плана требовались деньги, и потому она описала на бумаге будущее курсов, наметив план расширения «Светоча», который вел в Мадрид для заключения сделки с агентом Жаном Вильяруа.

Она не разделяла убеждений мужа, и у нее не было времени на его бессвязную галиматью.

Глава 40

Фигероа взялся за тщательную организацию поездки. Наладить контакт с бельгийцем было нетрудно. Он отлично умел выполнять подобные поручения. У того было агентство, которое стоило золота, что ему платили, и управляющий тут же договорился о встрече, которая была нужна Кларе.

– Что ты ему сказал? – с любопытством спросила Клара.

– Что это в его интересах. Сейчас наилучший момент. Нельзя упускать возможность, которая у нас перед носом.

– Конечно, Фигероа, а ты узнал что-нибудь о семье Фернандес?

Клара пристально наблюдала за быстрым продвижением группы под названием «Песканова», основанной одним фермером, уехавшим на Кубу, уроженцем поселка Саррья в области Люго, где он занимался скотоводством. Добряк Фернандес сумел увидеть перспективу в торговле передвижными холодильными установками, так что их везли даже на рыбные заводы в Аргентину.

– Я узнал также, что они начали ловить рыбу в Южной Африке, сеньора Клара. Что вы хотите, чтобы я ему сказал? Туда мы не достаем!

– Мы и не собираемся, Фигероа. Что-нибудь еще?

– Они разрастаются все больше и больше. И никто им не препятствует.

– Сколько у них судов?

– Больше десяти.

Весь остаток дня Клара думала только об этом. Она понимала, «Светоч» никогда не станет империей замороженных продуктов, у него было иное направление, но она сердилась на себя, почему эта мысль не пришла ей в голову раньше. Фернандесы изменили вылов рыбы в Галисии, а может, и во всем мире, разработав собственную систему консервации, такую, которую до сих пор никто другой пока не освоил.

– Фигероа, организуй мне встречу с Вильяруа в ближайший понедельник.

И вдруг она услышала голос, разносившийся по всей фабрике. Клара тут же узнала доктора-всезнайку, который вприпрыжку поднимался по лестнице.

– Куда вы? – крикнула Эстер Лама.

– Мне нужно увидеть Клару, – ответил он на ходу служащей «Светоча».

Клара встала со стула, обеспокоенная тем, что произошло какое-то несчастье.

– Что случилось, доктор Вьейто?

– Мне нужно с вами поговорить.

Он был настроен решительно и бесповоротно, не собираясь ходить вокруг да около и тратить времени на пустяки.

Она закрыла дверь в кабинет и спросила:

– Вас послал священник, так ведь?

– Не понимаю, о чем вы.

– Не решился прийти сам или как? – повторила она вопрос.

Клара была у священника на подозрении. И не только у него. У женских курсов было много врагов повсюду: люди без профессии всегда были против образования из страха, что простой народ будет знать больше, чем они.

– Да нет же, нет. Я просто хочу с вами поговорить.

– Сразу предупреждаю, у нас нет ни вшей, ни подозрительного кашля. Мои рабочие здоровы, словно лесные дубы.

– Ах, донья Клара. Как же с вами трудно!

– И не говорите, доктор.

– Я говорю это, потому что сочувствую вам.

– Так вас не муж мой прислал?

– Нет, сеньора. Опять же нет.

– Так скажите же