Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 79

– Замолчи!

Он так раскипятился, что решил открыть окно, несмотря на холодный северный ветер. Он подошел к ней и ткнул в нее указательным пальцем.

– Скажу тебе кое-что, о чем ты никогда не должна забывать: наследник здесь я. После меня – Каталина. А если она не вернется, руководить «Светочем» будет Леопольдо, потому что ты всего лишь дочь служанки.

Хайме вышел из комнаты, вспоминая разговор с доном Густаво накануне своей свадьбы.

– Как же был прав мой отец.

Хлопнула входная дверь, занавеси на окнах раздулись от сквозняка, и даже ночные насекомые в испуге попрятались под кровать, опустевшую в ту ночь.

Клара не смогла после этого уснуть ни на минуту, она, сжавшись в комок, сидела в кресле, пытаясь бороться с болью, к которой была не готова. Нечто похожее она испытывала после смерти Инеситы.

В который уже раз она проклинала свою судьбу. Как бы ни хотела донья Инес, этот брак не покроет долгов, которые предъявляет нам жизнь. Никто не представлял себе, что жестокость супруга может зайти так далеко.

В ту ночь любовь навсегда покинула комнату трех крестов, и Сельсо снова завладел ее памятью. Через приоткрытую дверь она видела его лицо, как в первый день.

«Так что теперь во всем будут виноваты киты».

С того дня Клара снова стала разговаривать с Сельсо. Это было единственное средство, помогавшее ей справиться с болью от раны и сдерживать гнев, бушевавший в ней всякий раз, когда она сталкивалась с Хайме.

По вечерам, если она приходила раньше, то старалась лечь спать, с ним не видясь. Если он уже спал, Клара, ссылаясь на боли в животе, уходила спать на кровать Каталины, которая всегда была приготовлена на случай, если та вернется.

Донья Инес не могла быть ее советчицей, как во времена Сельсо и кораблекрушения «Санта-Исабель». Более того, если она вникала в жизнь Хайме, то всегда была уверена, что никакие неприятности ее не ждут. Ей хватало забот с доном Густаво, который угасал с каждым днем и просыпался по утрам все более опечаленным. Он уже не вставал с постели, почти не читал газет, чтобы не натолкнуться на извещение о смерти кого-то из друзей, и говорил только, чтобы попросить принести анисовку, которую ему разбавляли водой.

– От этого он уж точно не умрет, – говорила донья Инес, поднося стакан к его рту.

Она целыми днями сидела у его постели, держала за руку, вкладывала ему в ладонь четки и молилась. В солнечные дни она открывала двери на террасу Сиес, чтобы комната наполнилась ароматом утренней свежести, а по ночам не задергивала занавеси, чтобы он мог видеть маяк. Она знала, это успокаивает его, он становится мальчиком, которым когда-то был, внуком дона Херонимо, который научил его строить и создавать, чтобы в конце жизни у него было, где умереть.

Клара заходила к нему перед уходом на фабрику, предварительно справившись, нет ли там Хайме. Каждый раз она выходила из комнаты дона Густаво с тяжелым сердцем, но у нее в утешение был Сельсо, и она проводила день, рассказывая ему о том о сем и, бог его знает, о чем еще.

Сельсо слушал ее восхищенно. Она рассказала ему о том, как на «Светоч» привезли первого кита.

– Ты бы видел, сколько эмоций было у женщин, когда они вышли получать такой груз, мой дорогой Сельсо.

– Мне бы понравилось охотиться на китов! – восклицал молодой человек.

– Я знаю.

Она не забыла ни одной подробности. Это был незабываемый день для «Светоча». Когда судно приблизилось к порту, рабочие вышли на пирс, чтобы обвязать тушу канатами. Потом с помощью лебедки ее выгрузили, и тогда наступило самое трудное: провести кита по каналу.

– Ничего более огромного я в жизни не видела, Сельсо.

В самом деле, никто не видел прежде ничего подобного.

Клара так и не поняла, откуда у женщин было столько бесстрашия, когда они снимали с кита шкуру и вынимали внутренности.

Реки крови стекали с пирса в море, оставляя запах окиси, который въедался в ноздри, смешиваясь с вонью из емкостей, где варился жир.

В тот момент кровопускание показалось Кларе благодатью.

– Может, мы и не возместим весь объем рыбы, но, по крайней мере, вы возвращаетесь не с пустыми руками, – сказала она матросам, присутствовавшим при этом событии.

Очень скоро Клара поняла, что нанятого на постоянной основе персонала недостаточно для получения сверхприбыли, и предложила работу по разделке китовых туш женщинам, которые работали только во время ловли сардины. Она позаботилась о том, чтобы набрать побольше людей, сама проверяла поступающих и прислушивалась к советам матросов. Все это она проделала очень быстро, чтобы не терять ни дня во время нереста рыбы, то есть с октября по май.

– Все должно идти в переработку, женщины, – говорила она работницам, проходя по цеху.

Она часто повторяла этот приказ.

– От кашалотов все, включая сперму, от китов не оставлять ни одной железы.

Кроме Сельсо, Клара сохраняла доверительные отношения с Леопольдо, который после отъезда в Мадрид, в Пунта до Бико не возвращался, но приезжал пару раз – перед войной и после войны. Он никогда не порывал связи с Кларой и больше всех переживал смерть Инеситы. Он снимал квартиру на улице Фуенкарраль и начал печататься в газетах, которые предоставляли ему какой-то небольшой объем и что-то платили. Он ни разу не попросил ни одной песеты у семьи, однако донья Инес время от времени пополняла его банковский счет.

На всякий случай.

Нелепо было бы не признавать, что он бы женился на Кларе, и он говорил ей, полушутя, полувсерьез, что если бы она не была замужем за его братом, то могла бы уехать с ним в Мадрид, и это было бы грандиозно, потому что столица – это не то, что Пунта до Бико, там не принято судить других, и они могли бы сидеть в парке Ретиро, в тени магнолии, и читать стихи. Леопольдо был романтиком, а Кларе было приятно убедиться, что хотя бы один Вальдес не потерял понимания ценности вещей.

В письмах Леопольдо рассказывал ей, как трудно говорить о свободе, образовании и культуре, о том, что в Мадриде недостает Марухи Мальо[78], высланной в Южную Америку; что Альберти живет в Буэнос-Айресе вместе с Марией Терезой Леон; что