Золото Омейядов. Часть первая - Ортензия Страница 7

Увы, это общая черта человеческой натуры. Но самое страшное, когда страдания других доставляют интуитивное, прямое удовольствие, не рационализируемое и не опосредованное словами. Да, зависть приносит не только злобу и ярость, но и благоденствие: настоящее, сильное и неподдельное.

Знавал я одного типа — академиком себя величал и представлялся не иначе как: «Создатель академии писателей России». К слову сказать, на самом деле написал за всю жизнь десяток рассказиков ни о чём. Знающие его люди предлагали не позориться и выбросить эту писанину в мусорное ведро, но были те, кто верил. Вот на них он отыгрывался. Завидовал, понимая, что так, как они, писать ему никогда не удастся в связи с полной бездарностью. И буквально гнобил молодые дарования. Критиковал, злобно наслаждаясь их растерянностью и замешательством.

Уже и не помнил, чем закончилась его «эпопея». Кто-то рассказывал: вроде, переехал в казённое жилище и поселился в одной палате с Александром Македонским и двумя Наполеонами.

Но это и неудивительно.

Вот и эти старики завидовали девчонке, её юности, её красоте и плющились, как четыре наркомана, от уничтожения всего этого.

Опиеми сделал несколько шагов вперёд и, оказавшись рядом с лицом жертвы, взмахнул рукой. Музыка мгновенно смолкла, и до моих ушей донёсся тихий булькающий звук. А внимательно присмотревшись, я увидел, что горло девушки окрасилось в алый цвет. Так вот что это был за взмах! Шаман вспорол ей горло, и теперь кровь жертвы стекала прямо в жёлоб на камне. И чтобы ни одна капля не пропала, ей крепко зажали голову. Верзила продолжал совершать свои резкие толчки, и с каждым новым ударом кровь вспучивалась на вспоротом горле. По телу девушки пробегала судорога, заставляя тело выгибаться так, что парням едва удавалось её удерживать.

Все женщины, наблюдающие за ритуалом, и умолкнувшие буквально на полминуты, громко взвыли, воздев руки к небу, а пламя костра, так неожиданно взметнувшееся к верхушкам деревьев, внезапно обвалилось, словно какой-то великан притушил свечу двумя пальцами.

Негромко забили барабаны грустную мелодию, словно прощаясь с дочерью племени. Наверное, минут десять они тренькали и смолкли вроде как сами по себе, потому как шаман не подал никакого сигнала. Он был занят другим, более важным делом.

Подняв сосуд, чем-то напоминающий кувшин, но с более широким горлом, он стал переливать из него в четыре чаши кровь. Она не текла, а вываливалась сгустками, и потому в полумраке казалось, что это вовсе не кровь, а рубиновые камни, которые вор делил между своими подельниками.

Закончив с этим делом, Опиеми опустил кувшин на землю и отошёл в сторону, смиренно склонив голову. А ведь старуха из пещеры тоже не брезговала свежей кровью, и почему тогда не предложили разделить трапезу новому оракулу? Сомнительно, конечно, что Элен согласилась выпить стаканчик горячего напитка, но это второй вопрос. Или подобное лакомство разрешалось употреблять только старикам?

Четыре деда, медленно, кряхтя и что-то разглагольствуя по поводу ритуала, поднялись на ноги и прошаркали к жертвенному камню, остановившись перед искажённым от страха лицом девушки. Её глаза, уже безжизненные, словно два стёклышка, продолжали с ужасом смотреть на происходящее, но грудь уже не вздымалась высоко, и тело было совершенно неподвижно. И только тогда верзила отпустил бёдра девушки и сделал шаг назад. Развернулся в сторону зрителей, показывая свой пах, обагрённый кровью. Толпа снова ликующе взвыла, а я, в каком-то оцепенении, смотрел в мёртвые глаза девушки, и мысли при этом метались в голове совершенно невесёлые. Вот так жили наши предки: в Европе — инквизиция, в Америке — колонизация, в Африке — ритуалы. И ликующая толпа, с восторгом смотрящая, как истязают себе подобных. И всё это со времён древнего мира.

Старейшины тем временем, опустошив свои чаши с кровью (на четверых это же почти литр вышел), вернулись на свои места, только сели вполоборота к нам.

Я оглянулся, увидел глаза Дженни, выразительные, словно обвиняющие меня во всём этом хаосе. Ну да, мог же что-нибудь предпринять, но палец о палец не ударил. Наши взгляды словно сплелись в один тугой жгут, и ни один не в состоянии был ни моргнуть, ни отвести глаза в сторону. Сколько бы это продолжалось, неизвестно, но внезапно снова загремели барабаны, и Дженни, пригнувшись как от удара, развернулась в другую сторону, где готовилось новое представление.

— Так это ещё не всё, — едва слышно пробился сквозь грохот голос Элен. — Что ещё придумали?

Я не ответил, лишь слегка приподнялся, чтобы лучше разглядеть, куда начали подтягиваться самые любопытные.

Четверо рослых парней в это время демонстрировали свои мускулы, чем очень походили на соревнующихся бодибилдеров в XXI веке. Я порыскал глазами в разные стороны, пытаясь разыскать в толпе Нию, но, на моё счастье, этого делать не пришлось. Ко мне подскочила вихрастая Джина с горящими от возбуждения глазами и, живо устроившись у меня на коленях, громко зашептала в самое ухо:

— Ты видел, принц Алекс, ты видел⁈ Вока призвал её, видел⁈

Честно говоря, не знал, что ответить. Всё, что я видел: как издевались над девчонкой и в какой момент Вока её призвал, промелькнуло мимо меня. Да и как-то не по статусу спрашивать. Неправильным получался принц: все видели, а он не видел. Выручила Элен, задав наводящий вопрос.

— Ну как же, — горячо воскликнула Джина, — огонь достал до небес! Это Вока так показал, что Ураайя ему понравилась. Сейчас самые сильные мужчины будут биться. Кто победит, отнесёт Ураайю к камню Вока, чтобы он забрал её к себе.

Биться — это, конечно, было слишком сильно сказано. Нарисовали на земле неровный круг, и двое, вцепившись друг в друга, пытались вытолкать соперника за линию. Победители определились очень быстро: широкоплечие, высокие, под метр восемьдесят оба и вполне симпатичные ребята, без квадратных челюстей и силиконовых губ.

Тело девушки переложили на носилки из тонких бамбуковых палок, перетянутых кожаными ремешками, и процессия вереницей поползла вверх, покидая амфитеатр.

Мы слились с толпой и двинулись по узкой тропинке через лес, который озарился факелами. Сотнями факелов, и это, пожалуй, единственное, что завораживало этой ночью: множество людей, идущих цепочкой и освещающих себе путь огнём.

Элен, стараясь делать это незаметно, снимала всё на телефон, но могла бы и не таиться: до её манипуляций никому не было дела.

Шли больше часа, пока деревья не расступились, и мы вышли к небольшому круглому озеру, которое вряд ли превышало сотню метров в диаметре. Посреди него возвышалось какое-то сооружение, но рассмотреть более детально не получилось, хотя