Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг Страница 63

– Ох, да. Я вас вспомнила.

– Я тем же вечером хотел вас найти. Извиниться за его поведение.

Он снял очки и потер глаза, словно не зная, что сказать. Без очков она наконец рассмотрела его, выглядел он моложе, чем все прочие люди из той делегации. Чуть срезанный подбородок придавал ему вид виноватый и задумчивый. Прежде чем произнести слово, он будто бы тщательно обдумывал его.

– Он часто… Знаете, я нередко с ним езжу куда-то, и он всегда напивается и ведет себя вот таким образом. Но в трезвом виде человек он хороший. И такие его выходки… из-за них нам всем не по себе.

– Ничего страшного, – сказала Ханьвэнь, – это уже неважно.

– Важно. Простите, что я не остановил его.

– Ничего страшного, правда. Давайте не будем об этом. – Ханьвэнь развернулась и хотела отойти от столика.

– Официантка, подождите, пожалуйста. Вернитесь.

Ханьвэнь вздрогнула: тот ужасный человек тоже обратился к ней так.

– Я просто хотел узнать… Тогда начальник нашей делегации вышел из зала и надолго пропал. И я пошел его искать, но, боюсь, слишком поздно. Вернулся он какой-то растрепанный, и я испугался… Ничего серьезного не стряслось? – Он понизил голос.

Даже намек на случившееся оказался невыносимым. О событиях того вечера Ханьвэнь не рассказывала никому.

– Ничего серьезного, – сказала она скованно. – Вам больше ничего не нужно?

– Нет, наверное, нет.

Он надел очки и снова сделался старше, более усталым.

Ханьвэнь отошла и украдкой взглянула на него, когда он собрался уходить. Он встал и оказался совсем невысоким, едва ли выше ее самой. Сложно представить, как ему удалось бы защитить ее. Раздражение испарилось, и Ханьвэнь вдруг прониклась к этому невысокому человеку жалостью – такой он стоял одинокий и маленький на фоне гигантского зала.

Она стряхнула с себя это чувство и принялась за работу. Думать о мужчинах – непозволительная роскошь. Если на улице ее внимание привлекал симпатичный мужчина, она тут же одергивала себя, напоминая, во что превратилась жизнь ее матери. В углах квартиры пряталась надежда, словно мать все время ждала, когда вернется Ханьвэнь, чтобы заново возложить на нее свои ожидания. Пожертвовать материнскими надеждами ради такой мелочи, как любовь, она не может.

* * *

На следующий день мужчина снова пришел ужинать, а потом еще. Ханьвэнь избегала его и до последнего отказывалась подходить к его столику, дожидаясь, когда вместо нее это сделают другие официантки. Она не смотрела на него, однако не сомневалась, что он не сводит с нее глаз.

На второй вечер, ближе к закрытию ресторана, Ханьвэнь столкнулась на кухне с тетушкой Бао.

– Вот держи-ка, – та протянула Ханьвэнь тарелку с маринованной соевой спаржей, – отнесешь мужчине, что сидит один в восточном углу зала. Скажешь, что за счет заведения.

– Это не мой столик. – И Ханьвэнь отвернулась.

– Ханьвэнь, ты же не дурочка, да? Этот мужчина уже второй день глазеет на тебя. Ты ему явно приглянулась, это всякому ясно. Даже я заметила.

– Может, и так. Но что с того.

– Да я же тебе помочь хочу. Он хороший человек. Я с ним немного поболтала, и мне он показался надежным. Совсем не такой вертихвост, как те, что ходят к нам. И при хорошей должности. Такие, Ханьвэнь, на дороге не валяются, уж поверь мне. А ты ему нравишься. Не капризничай, ступай.

Ханьвэнь понимала, что тетушка Бао прикидывает и просчитывает, сколько на этом выиграет.

– Я не капризничаю. Просто не хочу.

– А, понятно. У тебя парень есть, про которого ты помалкиваешь, да?

– Да не в этом дело.

– Вот и хорошо. Потому что даже если у тебя есть парень, этот-то куда лучше. – И она впихнула тарелку в руки Ханьвэнь.

Тарелку Ханьвэнь взяла, но с места не сдвинулась. Голос тетушки Бао подобрел:

– Судьба у тебя, может, и неплохо сложится. Вот только упускать возможности нельзя.

Не исключено, что тетушка Бао права, но разве хорошо это – ловить мужа среди посетителей гостиничного ресторана? Значит, все ее книги – пустая трата времени и сил?

Ханьвэнь вышла из кухни и нехотя направилась к его столику.

– Наша начальница просила вам передать.

Мужчина явно обрадовался, но тут же опомнился и принял официальный вид.

– Я думал, что вы со мной так и не заговорите.

– Вот, говорю, – равнодушно ответила Ханьвэнь.

– Надеюсь, вы не обиделись, что я вспомнил о том случае…

– Мне просто не хочется больше об этом говорить.

В извинениях она не нуждается – ни от того типа, ни от кого-то еще. Она лишь хочет, чтобы случившееся затерялось в прошлом.

– Но дело не только в этом. Я просто хотел сказать, что заметил вас еще до того, что случилось. Вы вели себя не так, как другие официантки.

Снова ее называют иной, но ведь в ней нет ничего особенного. Прежде Ханьвэнь задавалась вопросом, какие плоды принесет ей вся ее учеба. Вот и ответ. Учеба помогла ей выделиться и привлечь внимание мужчины.

– Меня зовут Ван Гуйфань. – Он помолчал. – Завтра утром я уезжаю из Шанхая, но хотел спросить – можно я вам напишу? Я иногда приезжаю в ваш город по делам, поэтому мы могли бы снова увидеться. Но перед этим я бы хотел вам написать. Если вы не против.

Когда он записывал ее адрес, рука его чуть дрожала. Теперь, поговорив с ним подольше, Ханьвэнь поняла, что своей тревожностью он обязан не ситуации – скорее, у него просто такой характер. Возможно, он и очки носит для того, чтобы его сложнее было разглядеть. Ханьвэнь задумалась: как, интересно, такой человек работает на госслужбе, как выдерживает ужины, подобные тому, свидетельницей которого она стала?

* * *

Первое письмо Гуйфаня пришло спустя полторы недели, Ханьвэнь решила, что он написал сразу же, едва вернулся домой. Письмо было длинное, тон уверенный, совсем не похожий на его робкую манеру говорить. Писал он емко и четко.

Получив третье письмо, Ханьвэнь удивилась собственным чувствам. Любви и близко не было, но этот мужчина и его загадочное поведение притягивали Ханьвэнь. В третьем письме он написал, что редко заводит новые знакомства, потому что много работает. Его мать из-за этого сердится – ему вот-вот исполнится тридцать два года – и постоянно пытается свести его с дочерьми своих приятельниц. “Но я каждый раз отказываюсь. Мне бы хотелось самому найти свою любовь”. Такой романтичный настрой шел вразрез с образом, который