На заре земли Русской - Татьяна Андреевна Кононова Страница 59

— Здравия, Фёдор Демидыч, — парень поклонился в пояс. — Служба у меня, сам знаешь, одна: стену бревенчатую подпирать.

Боярин не ответил. Но на один короткий миг Дарен поймал его колкий взгляд, враз похолодевший. Видно, догадался, да при дочери не стал говорить.

— Мне всех не упомнить, — коротко отмолвил он. — И не одними вами живём, и не только пируем в гриднице. Давеча приказали суд собирать, на днях будет.

— Это над кем? — навострил уши Дарен.

— А, пустое, — Фёдор махнул рукой, отчего крупные золотые перстни на его коротких крепких пальцах, столкнувшись, громко звякнули. — Разбойничье логово княжьи люди выследили, четверых поймали, да сами, слава Богу, целы вышли.

С этими словами боярин сошёл с крыльца и неспешно, утиной походкой направился на задний двор.

В доме было пусто и очень тихо. К закату вся прислуга разбрелась по своим углам, только из девичьей доносилось мерное жужжание веретена и одинокий, грустный голосок, медленно тянущий скучную однообразную песню. По голосу стало ясно, что певунья юна, совсем молоденькая девчонка. Слов не помнила, раз за разом сбивалась и, изредка запинаясь, тоненько вытягивала:

— Что не белая берёзонька… К земле клонится… Ой, кло-онится… Не шелкова травонька… Под ней расстилается… Рас-сти-ла-ается…

От этой песни заходилось тревожно сердце в груди, вспоминались свежие и прозрачные летние вечера, окрашенные закатом, стройные и тонкие, как этот девичий голосок, берёзки, ленты в их пышных зелёных косицах, плеск воды в чистом лесном ручье. За самые тайные струны, где-то внутри, в глубине, потянула тоска.

В полутьме Невзора медленно шла рядом и о чём-то шёпотом болтала: кажется, о воскресной службе. Дарен слышал шорох плотной понёвы, чувствовал иногда нечаянное прикосновение горячей руки девушки, её тёплое дыхание. Хотел обнять, пока никто не видал, но Невзора мягко и настойчиво отстранила его руку.

— Не тронь, покуда не твоя, — тихо прошептала она, потянувшись к нему и чуть коснувшись губами его давно не стриженных волос.

— А чья же? — усмехнулся Дарен, обхватив её за пояс и поддерживая.

— После свадьбы твоя буду, — выдохнула она и, ловко выскользнув из его рук, юркнула в горницу. — Иди сюда, чай, голодный ведь? — послышался из-за холщовой занавески её звонкий голос. Вздохнув, парень отодвинул длинный отрез ткани и шагнул вслед за нею в горницу. От натопленной печи и горящих лучин стало ещё жарче.

* * *

Лес замер в тяжёлом предчувствии. Не слышно было привычного поскрипывания деревьев на ветру, не кричали птицы, но трещали костры. Только один горел, собрав вокруг себя всю потрёпанную и малость прореженную шайку.

Атаман сидел на гладком замшелом камне, скрестив ноги и играя костяной рукоятью ножа. Подбрасывал его, вертел на ладони, перекидывал из одной руки в другую, пока не выронил. Ветер гнал дым от костра к нему; на светлых, чуть взъерошенных волосах сединой осыпался серый пепел, руки, старая истрёпанная одежда навсегда пропахли костром и лесом. Даже в ярко-голубых глазах его, глубоко посаженных под выгоревшими на солнце бровями, теперь, казалось, всегда отражались отблески пламени.

Больше всего на свете он не терпел поражений. Больше всего на свете ненавидел, когда вынужден был признавать превосходство других и отступать с позором, а на сей раз, к тому же, с потерями. Четверых своих людей он потерял в глупой, бессмысленной схватке. Будь они хоть каплю, хоть самую малость поосторожнее, ничего бы не вышло у княжьих гридней. Облава в лесу прокатилась бы пожаром, но — стороной.

Осенняя ночь встретила напряжённой тишиной. Атаман злился молча, чувствовал, что теперь уже не вправе высказывать ничего тем, кто остался. Остался в живых, остался с ним. Один сдался добровольно, признав поражение, трое других сражались, как спущенные с цепи псы, но их сил не хватило. Их было не так много, и несмотря на то, что все пришли на помощь, двух с небольшим десятков человек не хватало, чтобы спасти товарищей.

У них не хватало слишком многого, чтобы они могли выжить.

Стемир медленно оглядел свою оставшуюся шайку. У него было два десятка и ещё семь вместе с ним, с нынешними потерями осталось, кроме двух десятков, всего лишь трое. Бросаться на выручку всей толпой было слишком безрассудно и недальновидно: князь Изяслав силён, а им сей день из леса и вовсе нельзя казаться. Но и просто так оставить на погибель четверых Стёмка не мог. Все они были товарищами, каждый стоял за каждого, и эту простую истину Стёмка усвоил с самого первого дня, как попал в этот лес.

Нельзя слепо подчиняться всем, кто сильнее. Но и в одиночку не получится бороться против всех.

— Я пойду в Киев, — суровый взор атамана ненадолго остановился на каждом, кто слушал и смотрел на него. — Найду их и… сделаю всё, что смогу.

— Рискуешь, — заметил черниговец Велег.

— Знаю, — Стёмка сцепил пальцы замком на коленях. — И мне плевать. Кто я такой буду, если брошу их? Кто мы такие будем?

— Двоим бы пойти… — заикнулся было один, но атаман сурово взглянул в его сторону, заставив умолкнуть.

— Сокол прав, — хмуро заметил Лют, за минувшее время совсем поседевший и заросший белой густой бородой. — Только одного его отпускать не дело. Втроём идите, трое будет в самый раз.

— Кто трое, дедушка? — усмехнулся атаман. — Меня и одного там много.

— Град велик, а времени мало. Втроём больше услышите, узнаете.

— Я пойду, — поднялся Велег, заткнув топор за пояс. Взглянул на атамана так, что тому даже в голову не пришло возражать.

— Я пойду, — из задних рядов показалась рыжая нечёсаная голова Данилки. — Не гони, отец-атаман. Мешать не станем.

— Ладно, — сдался Стемир. — Будете моими ушами и глазами при княжьем дворе. Челяди у Изяслава — на целый Подол соберётся, двумя больше, двумя меньше — он и не сразу приметит. Верных людей у нас не будет, что по делу — передавать станете сами, а где меня искать — поймёте легко. Я же… — он по привычке прикусил губу и опустил глаза в землю, задумавшись. Вертел в перепачканных