Этот маленький город - Юрий Николаевич Авдеенко Страница 58

Каждый раз, когда отворялась дверь, Степка поворачивал голову, ожидая увидать Иноземцева, но Иван, вызванный в штаб полка, не возвращался долго. Собственно, Степка и не знал точно, когда его боевой товарищ потребовался командиру. Они разыскали полк майора Журавлева только сегодня на рассвете. И даже не позавтракав, улеглись спать на каких-то брезентовых чехлах, накрывшись Ивановой шинелью.

Проснувшись, Степка обнаружил, что лежит под зеленым суконным одеялом, а Иноземцева рядом нет. Разведчики – ребята все молодые, но, по лицам видно, крепко уставшие, – делили обед. Запах борща напомнил мальчишке о доме. Он помрачнел. И совсем тоскливо сделалось на душе…

Котелок успел опустеть и остыть, прежде чем возвратился Иван Иноземцев. Под мышкой у него торчала новенькая стеганка защитного цвета, в которую что-то было завернуто.

– Сыт, Степка? Хорошо! – сказал Иван. – Я тоже на пищеблоке подкрепился.

Иноземцев победоносно развернул стеганку:

– Кое-что подходящего из промтоварчиков тебе раздобыл.

В стеганке лежали небольшого размера сапоги, белые фланелевые портяночки, свежее белье – рубашка, кальсоны и гимнастерка.

– С шароварами осечка получилась. Задок у тебя тощий. А они, понимаешь, прямо на богатырей пошиты.

Практическая смекалка Иноземцева была выше всяких похвал. И без того ветхая одежда Степана Мартынюка за неделю скитаний по горам пришла в полную негодность. Пальто прохудилось в локтях, а полы его оказались по вкусу колючим кавказским кустарникам. О ботинках нельзя было даже сказать, что они просят каши…

– Сейчас сбегаем, помоешься в баньке, – почему-то шепотом сказал Иван. – Там и наденешь все чистое.

В горах похолодало. Земля была хрупкой, как сухой хворост. И первые звезды в засиневшем вечернем небе были похожи на яркие искрящиеся льдинки. Ветер не сильный, но упругий и колючий дул с северо-востока вдоль немощеной сельской улицы, уходящей вниз под гору. Небольшие домики, замершие на высоких фундаментах, казались бы заброшенными, как и редкие, утерявшие листву сады вокруг них, если бы над крышами не поднимались клубы беловатого дыма, который ветер легко подхватывал и раздувал широко, словно паруса.

Спустившись по улице, они прошли оврагом. На дне сахаристо белела смерзшаяся вода. Потом полезли в гору довольно-таки крутой тропинкой и вскоре оказались перед приземистым каменным домом. Окна в доме были заколочены досками, но сквозь них пробивался пар, пахнущий мочалкой и мылом, Черная промоина ползла от угла дома к оврагу и, удаляясь, заострялась, как нож.

Они остановились. Иван почесал затылок. Повернулся к Степану и смущенно сказал:

– Понимаешь, я договорился… Все же ты пацан. Подумаешь!.. Что тебе? Там сейчас медицинский персонал моется.

Не понял Степка, что хотел сказать Иноземцев. Ответил:

– Какая разница?

– И то верно, – обрадовался Иван. – Даже веселее, что персонал женский.

– Как женский, дядя Ваня? – похолодев, спросил мальчишка.

– Медички… Ну эти… Сестры медицинские сегодня моются.

– Не пойду!

– Да ты что? Ой-ее! Застеснялся. А еще в разведчики просишься. Там же одна-единственная коптилка над входом горит. А ты в уголочке. В шайку смотреть будешь.

– Не пойду, – заупрямился мальчишка. Иноземцев удрученно вздохнул:

– Ты же ребенок. Ну что понимаешь?

– Все я понимаю, дядя Ваня. Очень даже все. И больше.

– Хотя бы так, – согласился Иван. И тут же коварно спросил: – Но откуда персонал про твое понимание узнает?

– По глазам догадаются.

– Что же с тобой делать? – В голосе Иноземцева была неподдельная растерянность. – Не вести же такого грязного к майору Журавлеву. А вдруг по тебе вши ползают?

– Не находил, – смутился Степка.

– Когда найдешь, тогда и разговаривать про это поздно. Жди меня здесь.

Иван передал Степке сверток, а сам вошел в баню. Дверь взвизгнула, словно ее ущипнули. Степка почувствовал, как запылали его щеки.

Отсюда, с середины горы, поселок казался лежащим в чаще. Темнота оседала в нее слоистая, точно пирог. На дне она была густой, непрозрачной, редела по склонам, а выше обволакивала вершины чистой, словно первый снег, синевой.

Где-то за горами перекатывалось эхо взрывов. Тяжело, неуклюже. Но это было далеко, потому что желтые всполохи не метались по небу, а звуки непременных в боевой обстановке ружейно-пулеметных выстрелов не слышались вообще.

Скрипя колесами, в гору ползла телега, которую тащили два крепких, толстоногих битюга. На телеге лежали узкие ящики из-под зенитных снарядов. Солдат в длинной шинели шел рядом с телегой. В одной руке вожжи, в другой самокрутка. Запах от махорки был едким. Затягиваясь, солдат ловко прятал самокрутку в рукав.

Из-за скрипа колес Степка и не услышал, как распахнулась дверь бани и на улицу торопливо вышел Иноземцев.

Он заговорщически шепнул Степке:

– Айда…

Мальчишка отрицательно покачал головой. И тяжело вздохнул.

– Не дури… Слушай старших. В коридоре будешь грязь смывать. Возле печки. Никого там нет, кроме солдата-истопника.

Желтоватый огонек, вырывавшийся из распахнутой заслонки, ложился на колотые чурки, горкой белевшие возле печи.

Истопник сидел на корточках. Его большие колени, замусоренные мелкими щепками, попадали в пятно света, отражаемое топкой. Но ни плеч, ни лица Степану разглядеть не удалось. И он понял, что здесь темно, что здесь можно мыться без стеснения.

– Раздевайся ловчей, – повелел Иноземцев. – Вода в шайке простынет.

Степан не видел шайки и не видел пара, весело вздымавшегося над ней. Но он чувствовал тепло у своих ног. И слышал, как за стеной звонко разговаривали женщины.

– Дядя Ваня, а вы? Разве сейчас мыться не будете?

– Здесь?! Там бы я помылся. – Иван кивком показал на стенку, за которой весело разговаривали Женщины. – Да меня не пустят…

2

Рация трещала тоскливо и надоедливо, как сверчок. Керосиновая лампа с чистым высоким стеклом в меру своих сил освещала прокуренную, заполненную людьми комнату.

Томительно тянулось время, а майор Журавлев все не вызывал к себе ни Степку, ни Ивана Иноземцева. Одни офицеры входили в его комнату, другие выходили. И когда открывалась дверь, Степан видел домашние льняные занавески и край стола, заваленного картами.

Было душно. Иноземцев снял шапку. И волосы у него оказались взмокшими.

– Шумно очень, – сказал Степка.

– Штаб! – Ответ Ивана прозвучал многозначительно.

– А если за стенкой стать, то гудят, как на колхозном рынке.

– Сколько тебе лет? – спросил Иван.

– Тринадцать.

– А питюкаешь, как взрослый.

– Что такое «питюкать»?

– Говорить, рассуждать.

– Это есть, – согласился Степка. – Все взрослые в один голос утверждают, что язык у меня подвешен здорово.

– Тоже неплохо, – рассудительно заметил Иноземцев. – В жизни вполне может пригодиться. Помню, на базу ко мне лектор приезжал. Сорок пять минут проговорил, это у них по-хитрому академический час называется, потом сумму за это дело получил. И угостил я его, как водится, водочкой, балыком… Все не ящики таскать…

Иван,