Путешествие к вратам мудрости - Джон Бойн Страница 57

Сперва влюбившись в Ларинду. Потом в Кальшаву. А в третий раз сегодня – полюбив царицу Йайачандру.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Гунеди, обернувшись ко мне, но я не ответил, лишь положил руку на его плечо в знак солидарности, поскольку не сомневался: либо его сердце будет разбито, либо мое, а скорее всего, оба, когда придет их время.

Армения

944 г. от Р. Х.

На следующий день я совершал обход церкви, самой ее сердцевины, заменяя сгоревшие свечи новыми, когда отец Фахрам окликнул меня по имени. Год минул с тех пор, как я прибыл в монастырь, и за это время мне не раз случалось сидеть в одиночестве в келье, разрываясь между горем и яростью. В такие часы, чтобы не броситься вниз головой с одной из монастырских башен, я входил под каменные своды храма, где целый день напролет звучали молитвы, произносимые нараспев негромкими мелодичными голосами. Сидя на церковной скамье, я дышал воздухом, насыщенным запахом ладана и жасмина, что сочился из расщелины между камнями. Почти каждый раз мне удавалось изгнать всякую дрянь из головы и вернуться в состояние покоя, проповедуемое священниками.

Между тем, прежде чем улечься в постель после банкета, имевшего место предыдущим вечером, я оставил отцу Фахраму записку, уведомляя его, что мне пора уезжать и что этот день станет моим последним в Татеве[75]. Я провел год в этом гостеприимном храме, и отец Фахрам, когда пришел меня проведать, был одинаково удивлен и опечален.

– Но почему? – спросил он. – Ты был таким хорошим помощником во всех наших начинаниях. И ты был счастлив здесь, верно?

– Очень счастлив, – согласился я, склонив голову в знак благодарности. – Не найди я вас после того, как… – Я отвернулся.

Примерно через полгода пребывания в монастыре я рассказал священнику о событиях, произошедших в моем городке до того, как я покинул родные края, и лучшего утешителя, чем Фахрам, придумать было нельзя.

– Сомневаюсь, что я дожил бы до нынешних дней, – сказал я ему, – если бы не ваша неизменная доброта и сочувствие здешних священников.

– Что ж, мы будем скучать по тебе. – Он обнял меня. – Хотя уверен, ты не станешь скучать по кое-каким нашим предприятиям, необходимым, чтобы сохранить монастырь. Прошлую ночь я провел на коленях, моля Господа о прощении.

– Вечер выдался любопытным, – признал я, улыбаясь.

– И повторять такое я бы не стал, – сказал Фахрам. – Хотя, возможно, придется рано или поздно. Будем молиться, чтобы Бокхос Санасар не зачастил к нам с визитами.

Насельники нашего монастыря были людьми чрезвычайно набожными, накануне вечером многие из них удалились спать пораньше, дабы не оказаться в компании отъявленного грешника. Другие налегали на похлебку и жевали мясо с такими перекошенными физиономиями, словно сочли угощение отравой. Лишь троим вечер понравился: виновнику торжества Бокхосу Санасару, моему юному подмастерью Гарнику и мне – нам двоим, потому что нас обворожила Айрануш.

– Остается лишь надеяться, что когда Господь призовет меня домой, Он простит меня за то, что я развлекал подобного человека и его гарем, – с отвращением произнес отец Фахрам. – Но я делал это во имя Его. Без подачек Бокхоса наш монастырь не выжил бы.

– Думается, Господь простит вас, – заверил я священника.

– И куда же ты отправишься, покинув нас? – спросил он, и я дал ему обманчивый ответ, придуманный заранее. Отец Фахрам всем желал добра, и скажи я ему правду, он бы сделал все, что в его силах, лишь бы отговорить меня.

– Буду странствовать, – сказал я. – Татев возвратил мне покой, и теперь я чувствую, что готов к общению с людьми.

– Хочешь снова жениться? – с улыбкой спросил Фахрам, и я, слегка покраснев, уставился в каменный пол. Пусть срок моего траура закончился, но было совестно признавать, что меня уже влечет к плотским удовольствиям. – А как насчет Гарника? – продолжил монах. – Возьмешь его с собой?

Такого вопроса я не ожидал и сдвинул брови:

– В конце концов, мы же не семья. Я за него не отвечаю.

– Может, и нет, но ты, конечно, знаешь, как он предан тебе. Он не духовное лицо и не проявляет к служению ни малейшей склонности, так что оставаться ему здесь не очень уместно. Подумай, не взять ли тебе его с собой?

И я подумал. Понимая, что мальчик видит во мне отца, я не был уверен, что смогу оставить его при себе на продолжительное время.

– Пока не знаю, – осторожно ответил я. – Мне нужно кое-что сделать, и при этом лучше бы мне никто не мешал.

– Что же тебе надо сделать, друг мой? – спросил монах. – Надеюсь, ты не имеешь в виду месть?

– Просто я должен идти своей дорогой, и забота о ребенке не входит в мои намерения.

– Он не какой-нибудь ребенок.

– И все же.

– И все же подумай об этом, друг мой. – Подавшись вперед, отец Фахрам положил ладонь мне на плечо. – Это все, о чем я прошу. Мальчик слишком юн, чтобы сидеть тут взаперти в компании стариков. А ты можешь быть ему полезен. Паренька необходимо учить уму-разуму, и сдается мне, размеренная жизнь тебе тоже не помешала бы. Что-то в твоих глазах подсказывает мне, что ты не чувствуешь себя целиком и полностью умиротворенным, хотя и утверждаешь обратное.

Я не ответил, не желая и далее обманывать его.

– Что ж, если ты принял решение, я не стану тебя отговаривать, – вздохнул монах. – Когда ты уходишь?

– Сегодня, ближе к вечеру.

– Тогда у тебя еще есть несколько часов, чтобы подумать над моей просьбой. И вспомни-ка, когда ты прибыл сюда, я не прогнал тебя, потому что понял: тебе нужна поддержка и забота. Полагаю, мальчик также в этом нуждается. Но послушается он только тебя.

Да, я понимал, что будет лучше оставить Айрануш в покое, но, выйдя из церкви, прямиком отправился ее искать. Хотелось взглянуть на нее в последний раз, прежде чем она вместе с мужем-чудовищем вернется в столицу. В глубине души я страстно желал позвать ее с собой, но мне хватило выдержки не поддаться безрассудной горячности – хотя бы потому, что мое влечение к этой девушке основывалось на одном-единственном разговоре с ней. Но как бы усердно я ни разыскивал Айрануш в этот