Белая кость - Роман Солодов Страница 56

— Не спорю, господин капитан… Но вред-то от этого минимален. Ну и что, если даже уйдет…

— На допросе его однополчанин показал, что этот штабс-капитан почти полный Георгиевский кавалер. Вы думаете, его наградили за гуманные удары по головам? Русские офицеры, как вы, наверное, успели заметить, отличаются от остальных пленных тем, что чаще бегают из плена. Большинство из них мы ловим. Пойманных, как правило, прежде всего хочется отмыть. А этот с комфортом прошел почти всю страну. Машины, поезда, женщина, ресторан, парикмахерская… Формально вы правы, Штальке. Он никого не убил…

— Да ему просто повезло с машиной и формой, — стоял на своем Штальке.

— Не хотел бы я, чтобы мне так повезло — повстречаться на узкой дорожке с фон Мильке, — усмехнулся следователь. Помолчав, он спросил помощника: — Как думаете, где он сейчас?

— Где-нибудь в районе Бреслау. Чуть восточней…

— Забудьте о Бреслау. Этот город — прежде всего, крупный железнодорожный узел. Он уже где-то здесь, — следователь провел рукой по дуге, обозначавшей линию фронта. — И теперь он начнет действовать по-настоящему. Скоро появятся трупы, я в этом уверен. Только мы об этом, по счастью, ничего знать не будем. Пусть им занимается прифронтовая контрразведка. Я бы хотел поговорить с ним о школе, в которой его обучали. Но мы со своей задачей не справились. Да, да, Штальке. Мы упустили этого волка, и наше участие в этой истории закончилось.

30

Дмитрий Бекешев быстро оставил мысль проникнуть в эшелон под видом немецкого офицера. Выйдя на привокзальную площадь, он оказался свидетелем сцены, которая отрезвила его. Кто-то из гражданских фотографировал свою девушку на фоне здания вокзала. Парень не успел убрать фотоаппарат в футляр, как к нему подошли трое военных и, ни слова не говоря, куда-то потащили. Прихватили и девушку, которая попыталась заступиться. Наверняка незадачливому фотографу и девушке предстояло долгое разбирательство в военной комендатуре с последующим уничтожением снимка.

А с ним, с Бекешевым, если он попадется при попытке проникнуть в эшелон, разбираться станут значительно серьезней, и никаких шансов вырваться из мясорубки допроса у него не будет. Дмитрий постарался как можно быстрее покинуть привокзальную плошадь. Понимал, что обер-лейтенант с сумкой в руке уже может быть подозрителен: не таскают офицеры сумки — для этого существуют денщики. Но в городе, где не так много патрулей, — да их вообще нет, ибо Бреслау находится в глубочайшем тылу, — на странного офицера в мятом мундире никто внимания не обратит. Удаляясь от вокзала, он думал только о том, как выскочить из этого города и двигаться дальше на восток. Надеяться на вторую удачную встречу с таким же идиотом, как Ганс, нельзя — такое бывает раз в жизни.

Уйдя на приличное расстояние, зашел в ресторанчик. Никакой вывески не было. Но из дверей вышел немец и сытно рыгнул. Бекешев догадался, что за этими дверями подают еду. Он подошел и решительно постучал. Откинулась задвижка глазка, и на Дмитрия уставился глаз.

— Открывай. Есть хочу, — устало сказал Бекешев. Тон сказанного не оставлял сомнений в том, что он знает о существовании подпольного ресторана.

Зрачок глаза забегал по сторонам.

— Я один. Нечего высматривать, — успокоил зрачок Дмитрий.

Стоявший за дверью здраво рассудил, что немецкий офицер не приведет с собой полицейских. Военные тоже хотят вкусно покушать и потому закрывают глаза на черный рынок.

Дверь открылась ровно настолько, чтобы Бекешев сумел протиснуться внутрь.

«Думай, думай, — приказывал он себе, уплетая за обе щеки свиные сосиски по безумной цене и запивая их великолепным холодным немецким пивом. — Хорошо, что деньгами лейтенанта и проводника не побрезговал».

В голову не пришло уйти не расплатившись.

Может, изобразить опаздывающего к отправлению. Побежать за уходящим эшелоном, споткнуться, почти упасть — такие недотепы вызывают смех у окружающих. А смех даже у часовых снижает степень подозрительности. Он вскочит на подножку последнего вагона… а потом разберется с часовым. Какой прекрасный план с одним маленьким недостатком: патрули не позволят ему выскочить на пути в районе вокзала — либо догонят, либо пристрелят, если он не остановится по приказу. А когда поезд, покинув охраняемую территорию, наберет скорость, уже никто не поверит, что он отстал от него. Беги не беги…

«Думай, думай», — приказывал он себе, шагая по улице. Он проходил по пешеходному мостику, который дугой нависал над железной дорогой. Занятый мыслями, Дмитрий не сразу обратил внимание на то, что под ним движется поезд. Остановился на середине мостика, глядя на мелькающие под ним крыши вагонов. Этот эшелон не останавливался в Бреслау — скорость была велика. Сколько здесь до крышы вагона? Метра два… Чуть больше. Или меньше… Всё!

В лавке, где торговали всякой всячиной, Бекешев купил бинокль, моток медной проволоки, бельевую веревку, на которой легко можно повеситься при желании, и она выдержит, если даже прыгнуть с моста. Трехлапую «кошку» с остро отточенными крюками. Не забыл пачку трубочного табака, пакет с черным перцем, дешевый и самый вместительный портсигар.

Когда хозяин начал нажимать кнопки кассового аппарата, Бекешев в который уже раз выругался про себя. В школе его учили, что при покупке товара надо торговаться — это обязательное условие, если имеешь дело с маленькими лавчонками. Но как быть в этом случае? Никому в голову не могло прийти, что русскому офицеру понадобится делать покупки в скобяной лавке. Хозяин закончил считать и посмотрел на странного офицера, которому понадобились все эти вещи, абсолютно не связанные между собой. Бекешев взглянул на результат подсчетов и поднял бровь. Хозяин правильно понял мимику покупателя и застенчиво вычел несколько марок. По выражению его лица Дмитрий понял, что больше уступок не будет, и достал бумажник.

Он провел много времени на чердаке высокого дома, разглядывая в бинокль железнодорожную станцию. Похвалил немцев за педантичность в исполнении устава — наверняка кто-то из начальства продумал порядок составления воинских эшелонов с техникой. Во всех поездах пятый вагон отводился под лошадей. Дмитрию нужен был эшелон, который хоть несколько секунд, но простоял бы на станции. Проходящие сквозняком никак ему не подходили: спрыгнуть с мостика на пролетающий с бешеной скоростью вагон — значит пойти на самоубийство. Перед тем как спуститься вниз, достал из сумки все рубашки Ганса и напялил их на себя.

Наступили сумерки, пока он, потея от жары, дождался такого эшелона. Поезд медленно вытягивался с вокзала, и Дмитрий, разглядев, что это эшелон, перебежал на другую сторону моста. Перелез через перила и встал как раз посередине пути.

Кто-то шел