Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая Страница 5

невестку – болгарку и тоже христианку, а заодно и собственного родного внука, маленького ребенка, потому что Святослав не дал его окрестить! Где там христианская любовь и милосердие – или хотя бы естественная привязанность женщины к своему потомству. Единственная ее любовь – это власть, которой она домогалась еще с девических лет.

Даже в самиздатовской литературе отражается эта основная тенденция. Попалось мне нечто вроде альтернативно-исторической сказки про детство будущего князя Владимира, так и там Ольга – «злая тетя», которая не сумела обрести своей любви и ломает чужую, разлучая Малушу со Святославом. «Злая княгиня Ольга» – буквально общее место.

Есть примеры, где Ольга показана другой, не такой вредной, но там, как правило, авторами двигало желание выразить свои оригинальные идеи, имеющие слабое отношение к истории русского средневековья как таковой. Именно холодность, властолюбие, жестокость под маской кротости, то есть еще и лицемерие в придачу, в глазах современного писателя (и во многом читателя) составляют специфику Ольги как образа: от советской классики исторического романа до сегодняшнего сетевого самиздата. Там, где она не злая и даже довольно милая женщина, миф свою героиню не узнает.

Это, так сказать, светский образ Ольги – где современное сознание переосмысляет материал летописных легенд. Ведь именно из летописи пришли сюжеты, дающие право винить ее в хитрости, коварстве и жестокости: сожженные и закопанные живыми в землю древлянские послы, сожженный при помощи хитрой уловки город Искоростень, обманутый византийский император… Здесь надо отметить, что летописец, записавший предания о неоднократной мести Ольги за мужа, вовсе не имел целью ее осудить. Эпос не требует от своего героя быть «хорошим человеком» в нашем современном понимании, то есть добрым, честным и бескорыстным. Эпический герой – это тот, кто способен на великие свершения. Хитрость и жестокость, проявленные Ольгой-героиней эпоса, в глазах нашего современника качества отрицательные, в древности служили к ее прославлению. Я видела горячие попытки ее защитить, дескать, «киевские бояре Ольгу ненавидели и оболгали» – да нет же. Никто не пытался ее оболгать. Наоборот, эпическое сказание ее возвеличило. Но об этом мы в надлежащем месте поговорим подробнее.

Древнее и современное сознание в своем понимании ее образа едины в одном. Ольга – женщина, способная на смелые поступки и сильные решения. Она – духовная сестра Гудрун и прочих бесстрашных женщин эпической поры, когда ужасное восхищало, и чем более было ужасным, тем сильнее восхищало. Отсюда эти три-четыре мести древлянам. Но современное сознание, воспитанное в традициях гуманизма, подобному проявлению силы ужасается. А ведь эта способность принимать и осуществлять тяжелые решения делает образ Ольги уникальным. Кто еще у нас есть в категории «знаменитые женщины Древней Руси»? Лыбедь. Малуша. Рогнеда. Ярославна (жена Игоря Святославича) и Анна Ярославна, дочь Ярослава Мудрого. Дальше идут менее известные княгини, праведницы, как Ефросинья Полоцкая, прославленные добродетелями, или падавшие со стены во избежание плена. Но все это – фигуры страдательные или хотя бы пассивные. Они знамениты в лучшем случае перенесенными несчастьями. Единственная попытка Рогнеды проявить силу в языческом духе окончилась провалом, и спас ее ребенок. Анна Ярославна прославилась где-то очень далеко, без отношения к истории Руси. А Ольга – единственная, которая не претерпевала, а творила историю, в том числе не боясь силовых методов. В древности это было поводом для восхищения. Сейчас из этого выросло в литературе парадоксальное явление – демонизация изначально положительной героини мифа.

Таким образом, сам «светский» образ Ольги уже неоднозначен: мы сейчас видим в нем совсем не то, что в него закладывалось изначально. Но помимо «светского», «мирского» образа Ольги существует другой – образ православной святой. Жития предлагают нам совершенно другой набор ее качеств.

«…княгиня руская Олга образом тиха, и кротка, и любима ко всем, такоже и мудра зело…»

«Князь же рускии Игорь поня ю за ся за премногую ея премудрость и добронравие…»

«Царь же Иван Цымисхии восхоте пояти ю, понеже мудра бе и красна зело…»

«…хожаше блаженная княгиня Олга по градом и по местом и учаше люди вере Христове, и уроки легкие и дани полагаше на людех…»

«И поиде въслед Господа нашего Исуса Христа, и всеми добрыми делы осветившеся, и милостынею украшьшися, нагия одевающи, жадныя напояющи и странныа упокоевающи, нищая и вдовица и сироты вся милующи, и потребу даяше им всяку с тихостию и любовию от всего сердца своего…»

«…угоди Богу по премногу добрыми делы своими…»[4]

Тихая, кроткая, любимая всеми, премудрая, добронравная, прекрасная – вот в каких словах описывает героиню житие. Она установила легкие дани, занималась добрыми делами, раздавала милостыню, одевала нагих, кормила голодных, поила жаждущих, давала приют странникам, миловала сирот и вдов, и все это – с любовью от всего сердца своего. А там, в литературных легендах – суровая, холодная, коварная и жестокая.

Ничего общего, как видим, между светским и церковным образом нет. Как будто про двух совершенно разных женщин говорится. Собственно, так оно и было – это две разные женщины, вернее, две разные литературные героини. Уже в раннем средневековье – в XII–XIII веке, когда складывались первые посвященные Ольге памятники, она сделалась героиней мифа, и каждая сторона рассказывала этот миф по-своему. Ольга-язычница в народных преданиях\в летописи и Ольга-христианка в житиях тогда были разными образами, созданными разными авторами, как, скажем, Анна Каренина и Татьяна Ларина. Каждый жанр древнерусской литературы, светской и церковной, решал свои задачи при помощи своих средств и получал нужные ему результаты. Но поскольку исток в реальности у того и другого образа один, то общественное сознание пытается наложить на реальное историческое лицо эти два литературных образа (противоположного содержания) – Ольги-княгини и Ольги-святой. Из попытки их соединить в одно и получился совершенно парадоксальный образ «жестокой святой». И это вызывает изумление: как, такая злая жестокая женщина – и святая? Но они так и не слились, так и остались по отдельности: Ольга-княгиня и Ольга-святая. Они стоят рядом, как близнецы – один черный, другой белый; как отражения в двух зеркалах, светлом и темном. В каждом из этих двух образов есть что-то от реальной женщины – но как глубоко оно запрятано!

Так где же человек, который, собственно, отражается? Увы, «княгиня Ольга в жизни» уже к началу формирования этих памятников безнадежно скрылась в темных глубинах времени. Получился парадокс: в реальности Ольга действительно была одна, а не две. Но образ ее в культуре сплавился из двух совершенно разных, поэтому ее изображают то с крестом, то с мечом, то на фоне пожара, наделяя символами того и другого ее «воплощения». В легенде