Возвращение домой - Билл Китсон Страница 5

— Таких, как я, наверняка будет пруд пруди, и, если я окажусь не нужен, придется мне, видимо, работать с моим стариком на семейном ранчо. Но понравится ли Фрэнсис жизнь на ранчо в Техасе? Вот в чем вопрос — Хэнк серьезно посмотрел на Сонни. — Понимаю, как вы тревожитесь, что дочь будет жить далеко, среди чужих, но уверяю вас, сэр, я о ней хорошо позабочусь. Ведь я ее люблю.

Сонни хлопнул его по плечу.

— Большего я и не хочу, Хэнк. К тому же, — с невозмутимым лицом добавил Сонни, — случись что, придется тебе отвечать перед ее матерью. А с ней лучше не связываться, поверь, — понизив голос, добавил он. — Она заводится с пол-оборота. Чуть что — сразу сядет на первый пароход, прихватив с собой острый нож. Впрочем, вряд ли она решится сесть на один из этих новомодных самолетов и полететь через Атлантику. Духу не хватит.

Хэнк на миг встревожился, потом покачал головой.

— Когда-нибудь я научусь понимать ваш английский юмор, сэр.

— Фрэнсис может дать тебе пару уроков, — предложил Сонни. — Скоротаете вечерок, если будет нечем заняться.

Эту шутку Хэнк понял сразу. Его громогласный смех разнесся по всему дому.

После отъезда Фрэнсис Рэйчел приуныла, но новость о возвращении Марка ее подбодрила и отвлекла.

Марк Каугилл с некоторым замешательством осознал, что проводит дома лишь второе Рождество за семь лет. Хотя он, естественно, радовался воссоединению с любимыми Дженни и Эндрю и возвращению в семейное гнездо, те, кто хорошо его знал, понимали, что Марка что-то тревожит. Проделки маленького сына ненадолго его отвлекали, и, в общем, неудивительно, что всякий вернувшийся с войны и ставший свидетелем ужасов, которые пришлось увидеть Марку и тысячам других солдат, ощущал беспокойство, однако домашние подозревали, что причины смятения Марка в другом — в чем-то более личном, о чем вслух он говорить не желал.

Эти причины отчасти вскрылись рождественским утром. Марк и Дженни проснулись первыми — подсознательная привычка тех дней, когда они вместе вставали на ранние утренние пробежки.

— Проверю, спит ли Эндрю, — сказала Дженни, — а ты поставь чайник.

— Да, дорогая, — ответил Марк, пытаясь подражать Хамфри Богарту, что получилось у него ужасно. Когда Дженни проходила мимо, он шлепнул ее ниже спины. — Как же я соскучился, — проговорил он.

Дженни оглянулась с ласковой улыбкой.

— Вчера заметила, — ответила она, — и позавчерашней ночью тоже. И дважды в ночь твоего возвращения. Я бы на твоем месте проверила кровать, может, та уже треснула.

— Хорошая идея. В этой комнате, между прочим, мой дядя Джеймс ступил на скользкую дорожку с нашей горничной Элис. В нашей семье традиция соблазнять служанок и их родственниц. — Марк улыбнулся. — А может, ну его, этот чайник?

Через полчаса они наконец вышли из спальни, держась за руки, как влюбленные дети, которыми были когда-то. За дверью разошлись в разные стороны; перед этим Марк пожал Дженни руку.

Та прошла по балкону к комнате сына и открыла дверь. Эндрю уже проснулся и заканчивал одеваться, когда вошла мать. Она поздравила его с Рождеством и, прислонившись к дверной раме, с улыбкой стала наблюдать за сосредоточенным лицом восьмилетнего мальчика, пытавшегося совладать со сложной для него процедурой завязывания шнурков. Даже мысль о рождественских подарках не могла отвлечь сына от этого важного занятия.

Когда дело было сделано, Эндрю выпрямился и посмотрел на мать.

— Папа проснулся? — Он пока не привык, что папа был дома. Первые несколько лет жизни мальчика прошли почти исключительно в обществе женщин; единственным мужчиной в доме был его дед Сонни, а отец, солдат и герой, наведывался домой лишь изредка.

— Конечно, — рассмеялась Дженни, — и надеюсь, заварил чай. — Она протянула мальчику руку. — Пойдем посмотрим, что там. Может, Санта-Клаус тебе что-нибудь принес?

Держась за руки, они спустились по широкой лестнице и остановились внизу. Судя по всему, Марк даже не заходил на кухню: он стоял посреди коридора, уставившись на картину, занимавшую почетное место на стене у входной двери.

— В чем дело, Марк? — спросила Дженни.

Марк оглянулся, кажется, смутившись.

— Да так, ни в чем, задумался. Потом объясню, когда мама с папой проснутся. Возможно, это покажется вам немного странным. Кому чай? И кто хочет заглянуть под елку?

Елка победила, но Дженни разрешила Эндрю заглянуть лишь в чулок, подвешенный к большой каминной полке. Внутри оказались яблоко, апельсин и шоколадные монетки в золотой фольге — редкое лакомство в эпоху продуктовых карточек. Там же лежала плитка шоколада — еще бо́льшая редкость. Дженни удивилась, увидев шоколадку.

— Ты где ее взял? — шепотом спросила она у Марка и прочитала надпись на обертке. — Никогда не слышала о такой компании. Шоколад «Херши».

— Лежала в посылке из Америки, которая ждала меня дома после выписки, — объяснил Марк. — В Берлине мы познакомились с одним солдатом, американцем, и тот прислал посылку в благодарность.

— В благодарность за что?

— За то, что я спас ему жизнь. Застрелил нациста, который собирался выстрелить ему в голову.

Дженни бросила на него предупреждающий взгляд и покосилась на сына, но тот, кажется, был слишком занят.

— Извини, — пробормотал Марк. — Мы обменялись адресами и назвали друг другу свои имена; я рассказал, что у меня маленький сын. До высадки в Нормандии парень служил в Англии и знал, как тяжело тут с продовольствием; обещал, как будет в Штатах, сразу что-нибудь прислать. Видимо, добрался благополучно, я очень рад.

Тут вмешался Эндрю, и выяснилось, что он все-таки слушал.

— Пап, а ты убил того, с насеста?

Марк рассмеялся над тем, как сын расслышал слово «нацист».

— Да, сын, свалился тот со своего насеста, и больше его не видели.

Вокруг них собрались другие члены семьи, и, когда все подарки развернули, Марк пригласил взрослых пройти за ним в коридор. Эндрю остался играть с новым заводным паровозиком.

Марк подошел к картине. Она