Аламут - Владимир Бартол Страница 49

общему удивлению, обнаружили, что оба пришли к удивительно похожим выводам, хотя каждый по-своему. При этом он едва отдалился от дома, в то время как я исколесил практически полмира. Он сказал: "Если мне и нужно было подтверждение того, что я на правильном пути в своих поисках, то сегодня я услышал его из твоих уст". Я ответил: "Сейчас, когда я разговариваю с вами, и мы находимся в таком полном согласии, я чувствую себя как Пифагор, когда он услышал, как звезды гудят во вселенной и сливаются с гармонией сфер". Мы говорили о возможности знания. Он сказал: "Высшее знание невозможно, потому что наши органы чувств обманывают нас. Но они - единственный посредник между вещами, которые нас окружают, и нашими мыслями, нашим интеллектом". "Именно это утверждали Демокрит и Протагор", - согласился я. Вот почему люди осуждали их как атеистов и превозносили Платона до небес, потому что он кормил их сказками". Массы всегда были такими, - продолжал Омар. Они боятся неопределенности, поэтому предпочитают ложь, обещающую что-то осязаемое, даже самой возвышенной правде, если она не дает им ничего, за что можно было бы ухватиться. С этим ничего не поделаешь. Тот, кто хочет быть пророком для масс, должен относиться к ним как к детям, кормить их сказками и ложью. Вот почему мудрый человек всегда держится от них на расстоянии". Но Христос и Мухаммед хотели добра для масс". Верно, - ответил он. Они желали им добра, но при этом осознавали всю их полную безнадежность. Жалость заставляла их придумывать сказки о потустороннем рае, который достанется им в награду за страдания в этом мире". Как вы думаете, почему Мухаммед позволил бы тысячам людей умереть за его учение, если бы знал, что оно основано на сказке?" "Вероятно, - ответил он, - потому что знал, что в противном случае они стали бы резать друг друга по еще более низменным причинам. Он хотел создать для них царство счастья на земле. Для этого он придумал свои диалоги с архангелом Гавриилом, иначе они бы ему не поверили. Он обещал им райские наслаждения после смерти и тем самым делал их храбрыми и непобедимыми". Я немного подумал, а потом сказал ему: "Мне кажется, что уже нет никого, кто бы с радостью шел на смерть только ради обещания попасть в рай". "Возраст наций тоже", - ответил он. Мысль о рае атрофировалась в людях и больше не является источником радости, как это было раньше. Люди продолжают верить в это только потому, что им лень ухватиться за что-то новое". "Так вы думаете, - спросил я его, - что пророк, проповедующий рай, чтобы завоевать массы сегодня, потерпит неудачу? Омар рассмеялся. Без сомнения. Потому что один и тот же факел не горит дважды, а увядший тюльпан не расцветет снова. Люди довольствуются своими маленькими удобствами. Если у тебя нет ключа, чтобы открыть врата в рай у них на глазах, то ты можешь оставить всякую мысль о том, чтобы стать пророком". Я схватился за голову, как будто меня поразило громом. Омар в шутку высказал мысль, которая начала распространяться в моей душе, как лесной пожар. Да, люди хотели сказок и небылиц, и им нравилась слепота, в которой они проваливались. Омар сидел и пил вино. Но в тот момент во мне зародился могущественный и незыблемый план, подобного которому мир еще не видел. Испытать человеческую слепоту на пределе ее возможностей! Использовать ее для обретения абсолютной власти и независимости от всего мира! Воплотить сказку! Превратить ее в такую реальность, чтобы о ней заговорили наши далекие потомки! Провести великий эксперимент над человеком!"

Хасан оттолкнул от себя Мириам и вскочил на ноги. Взволнованный так, как она никогда не видела его раньше, он принялся яростно вышагивать вокруг бассейна. В нем было что-то почти чудовищное. Ей пришло в голову, что он может быть сумасшедшим. Она смутно догадывалась о смысле его слов. Она спросила его робким голосом: "Так что же вы сделали?"

Хасан внезапно остановился. Он вновь обрел самообладание, и на его губах заиграла улыбка, отчасти дразнящая, отчасти насмешливая.

"Что же я тогда делал?" - повторил он за ней. "Я искал возможность сделать сказку явью. Я пришел сюда, на Аламут. Сказка ожила, рай был создан и ждет своих первых посетителей".

Мириам неподвижно смотрела на него. Глядя ему прямо в глаза, она медленно произнесла: "Ты можешь быть тем, о ком я когда-то мечтала".

Хасан ухмыльнулся от удовольствия.

"Так кто же я?"

"Если позволите, я выражусь аллегорически - ужасный мечтатель из ада".

Хасан разразился странным смехом.

"Весьма очаровательно", - сказал он. "Теперь вы знаете мои намерения, и настало время дать вам конкретные указания. Любой житель этих садов, который хоть что-то выдаст посетителям, будет предан смерти. Вы будете молчать обо всем. Я не сделаю никаких исключений. Надеюсь, вы меня поняли. Вы должны внушить девушкам, что по величайшим причинам они должны вести себя так, как будто действительно находятся в раю. Это ваше задание на данный момент. Приготовьтесь к нему. Ждите меня завтра вечером. Спокойной ночи!"

Он нежно поцеловал ее, а затем быстро ушел.

На берегу реки его ждал Ади с лодкой. Он сел в нее и тихо приказал: "В Апаму!"

Его старая подруга ждала его в павильоне, очень похожем на предыдущий. В одну минуту она роскошно раскинулась на подушках, а в следующую, уже одолеваемая нетерпением, встала и принялась расхаживать по комнате. Она то и дело поглядывала в сторону двери, разговаривала сама с собой, злилась и ругалась полушепотом, жестикулировала, пытаясь что-то донести до невидимого собеседника. Услышав шаги, она гордо выпрямилась и сделала несколько шагов в сторону входа.

Когда Хасан увидел ее, он с трудом подавил язвительную улыбку. Она была одета в свой лучший шелк. Все содержимое ее сундука с драгоценностями висело у нее на шее, в ушах, на запястьях, руках и ногах. На голове у нее красовалась великолепная золотая диадема, усыпанная сверкающими драгоценными камнями. Почти так же она была одета, когда он впервые встретил ее на ужине у какого-то индийского принца в Кабуле тридцать лет назад. Но какая разница между той Апамой и этой! Вместо упругих, гибких конечностей - костлявый каркас, обтянутый блеклой, смуглой, морщинистой кожей. Впалые щеки она выкрасила в кричащий красный цвет, и губы тоже. Волосы, брови и ресницы она накрасила черной краской. Она показалась Хасану живым образом непостоянства всего, что сделано из плоти и костей.

Она