Дорога радости и слез - Донна Эверхарт Страница 45

остановились у маленького дома на поляне. С одной стороны стена домика была наполовину скрыта плющом, а крыша была крыта ржавой жестью. Крыльцо в самой середине просело. На веранде поскрипывало на ветру пустое старое кресло-качалка. По двору были расставлены двухцветные кувшины: нижняя часть красновато-коричневая, верхняя – чуть светлее. Откуда-то из-под дома показался пес. Он отряхнулся и посмотрел на нас. Папа остановился возле грузовика, стоявшего у веранды – такого же ржавого, как и крыша дома. Папа окинул обитель своего брата взглядом и заглушил мотор.

Никто не вышел на шум. За маленьким окошком не было никаких признаков движения.

Папа замялся, а потом вышел из кабины.

– Ждите здесь. – бросил он.

Папа поднялся по лесенке из двух ступенек на крыльцо и постучал в дверь. Затем повернулся, желая кинуть на нас взгляд, и в этот момент дверь распахнулась. На пороге появился человек с дробовиком наготове. Насколько я могла судить, это и был дядя Харди. Увидев папу, он опустил оружие.

Как ни старалась, я не могла разглядеть ни малейшего сходства между папой и этим человеком. Дядя Харди был пузатый, а папа – худой как жердь. Дядя был в заляпанных спереди кальсонах, а на грудь ниспадала длинная седая борода. Поверх кальсон я увидела ботинки и поняла, что дядя постоянно ходит в таком виде. Он, нахмурившись, посмотрел на папу, а потом на нас в кабине грузовика.

Когда папа протянул Харди руку, тот сделал вид, что ее не заметил. Папа убрал руку и сунул ладони в карманы комбинезона. Затем папа с братом принялись о чем-то говорить. Дядя Харди больше не удостаивал папу и взглядом. Вместо этого он смотрел на нас, при этом склонив голову набок, будто раздумывая. Папа один раз показал на нас рукой и, наконец, замолчал.

– А я ведь говорила, зря мы сюда едем, – проворчала мама. – Харди не женат. У него вообще никогда не было жены. Само собой, на то есть причины.

Мне тоже не хотелось здесь оставаться. Мне все сильней казалось, что лучше уж зазимовать в Стамперс-Крик или попытать счастья в каком-нибудь другом месте – главное, убраться отсюда поскорее. Папа снова махнул в сторону грузовика. Дядя Харди развернулся и зашел в дом, а папа остался стоять на крыльце. Потом он тоже пошел внутрь и минуту спустя показался снова. Он шел, опустив голову, и потому у меня не получилось разглядеть выражение его лица.

Папа подошел к кабине со стороны водительского сиденья и сказал:

– Вылезайте. Мы останемся здесь на несколько дней.

Папа открыл дверь маме, после чего достал оставшиеся яйца и бекон. Я открыла дверь со своей стороны и вылезла. За мной последовала Лейси. Мы стояли как вкопанные. Папа двинулся к двери, но мы не двигались с места. Папа поднялся по ступенькам и оглянулся через плечо.

– Останемся здесь на несколько дней, – повторил он.

Мы медленно проследовали за ним в дом дяди Харди. Я сразу обратила внимание на три вещи. Внутри царил беспорядок. Я увидела очередные кувшины – такие же, как во дворе, и стопки газет. На дверной ручке висела еще одна пара заляпанных панталон. На кухне громоздились груды немытой посуды. Из-за обилия хлама царила жуткая теснота – ни сесть, ни встать. Дом оказался маленький и очень теплый. Мне подумалось, что хоть мы и воняем, но все же запах, исходящий от нас, лучше того, что стоит в хижине дяди. На глаза попался старый деревянный стол, возле которого стояло всего три стула. На одном из них уже восседал дядя Харди. Свою старую трость он прислонил к стене возле очага. Папа показал маме на один из свободных стульев, а на другой опустился сам. Я взяла Лейси за руку и отвела ее к очагу.

Впервые за много дней мне подумалось, что еще чуть-чуть, и у нас получится отогреться. Мы, наконец, перестанем дрожать. Увы, дядя Харди с недовольным видом произнес:

– Все тепло загородили. Вон туда встаньте.

Он показал на маленькое окошко, которое выходило на двор. Я пошла туда, куда мне было велено. Лейси последовала за мной. Мне показалось, что это самое холодное место во всей комнате. Из щелей тянуло холодом. Лейси стояла ссутулившись. Я замерла, стараясь вести себя тише воды ниже травы и привлекать к себе как можно меньше внимания.

Теперь дядя Харди сосредоточил свое внимание на папе.

– Еды у меня негусто. Не хватит, чтоб есть по три раза на дню.

Мама вспыхнула и бросила на папу обиженный взгляд.

Папа примирительно выставил перед собой ладони:

– Мы не собираемся тебя объедать. Мы кое-что привезли с собой. Мы всего на пару-тройку дней, а потом поедем дальше своей дорогой.

Дядя Харди захрипел и вдруг зашелся раскатистым кашлем. Он все перхал и перхал, и никак не мог остановиться. По всей видимости, состояние его здоровья оставляло желать лучшего. Настроение – тоже.

Справившись с приступом кашля, он произнес:

– Эти, мелкие, пусть сходят за дровами. На полке над плитой есть овсянка и бобы. В погребе – репа и картоха. Если мы будем есть, еду надо готовить. Я сегодня не кухарил. Устал че-то.

Мама встала из-за стола, подошла к плите, стоявшей в углу комнаты, и принялась разводить огонь. Мне она сказала:

– Уоллис Энн, ступай на улицу и принеси дров. Потом сходи в погреб и принеси картошку с репой.

– Возьми три репы и три картохи, – уточнил дядя Харди. – В день будем есть по стольку. Еду надо растянуть на подольше. Давно у меня не было хорошего урожая.

Мама поджала губы. Прежде чем повернуться обратно к плите, она кинула на папу суровый взгляд.

– Слушаюсь, сэр, – сказала я.

Как только я вышла на крыльцо, пес, лежавший у дверей, тут же встал и обнюхал край моего платья, ноги, а потом и руки, которые я ему протянула. Я погладила его по лобастой голове. Странное дело. Харди уверял, что у него практически нет провизии, но при этом пес явно не умирал с голоду. Выглядел он отлично, и мяса у него на костях было больше, чем у меня. Он скрылся под домом, и я, проводив его взглядом, подумала, что дядя Харди не такой уж и плохой человек, если заботится о своей собаке. Подойдя к поленнице, расположенной во дворе, я набрала охапку дров, отнесла их на крыльцо и сложила у дверей. С боку дома у самой земли имелась видавшая виды деревянная дверь. Открыв ее, я спустилась по лесенке в маленький, пропитанный влагой погреб.

Я увидела деревянный ящик с картошкой, а