Государство против революции - Павел Владимирович Крашенинников Страница 36

Однако ни всеобщая трудовая повинность, ни милитаризация труда, ни трудовые армии, ни концентрационные лагеря, ни тюрьмы не смогли преодолеть развал производства, падение производительности труда, распад хозяйственных связей и деградацию общества.

Убедившись в очевидной вроде бы мысли, что подневольный труд неэффективен и не может быть основой социалистической экономики, власти дали задний ход и в рамках НЭПа допустили возможность восстановления в стране рынка труда, полностью ликвидированного в годы военного коммунизма.

Поскольку управлять рыночными отношениями в рамках Права катастроф невозможно, в 1922 году был принят типичный акт позитивного права – Кодекс законов о труде (КЗоТ)[283].

Основной формой привлечения к труду стал трудовой договор (ст. 27). Им определялся порядок найма и увольнения рабочего. В трудовые договоры вводились корректирующие коэффициенты и процентные добавки на тяжелые условия труда, более высокую квалификацию и пр., различающиеся по отдельным отраслям производства.

В течение 1922 года фабрики и заводы перешли в основном на сдельную оплату труда, что дало возможность значительно поднять заработок квалифицированных рабочих. Это способствовало росту производительности труда.

В то же время система хозрасчета привела к тому, что излишний балласт рабочей силы уменьшал заработную плату квалифицированных работников и административного аппарата. Предприятия стали избавляться от ненужных работников. Началась массовая безработица, которая усугублялась резким сокращением числа совработников (госслужащих), демобилизацией значительной части Красной Армии, ликвидацией революционных трудовых армий[284], которые к тому времени не могли прокормить даже себя, а также большим наплывом сельского населения в города. Безработица стала постоянным фактом советской действительности. Официальное число безработных в 1929 году приближалось к отметке 2 млн человек.

Постановлением Совета труда и обороны РСФСР от 13 июля 1923 года «Основные положения о работе бирж труда и мероприятиях по улучшению их постановки»[285] были восстановлены биржи труда, ликвидированные в 1919 году. В их функции входили регистрация безработных, содействие в трудоустройстве, оказание им материальной помощи. Биржи труда управлялись специальными комитетами, куда входили представители местного отдела труда, СНХ, земельного отдела и профсоюзов[286]. Понятно, что такое количество надзирающих и контролирующих органов не могло не привести к протекционизму и коррупции в работе этих, казалось бы, рыночных структур. Нередко представители этих самых комитетов требовали устроить на работу своих протеже. Руководители предприятий не хотели перечить «вышестоящим инстанциям» и безропотно принимали на работу не пойми кого.

Отметим, что не все участники Гражданской войны смогли примириться с новой действительностью. По стране прокатилась эпидемия самоубийств старых большевиков. «Коммунист, прошедший войны и революции, бесстрашно строчивший из пулемета, не мог понять новой советской действительности с буржуазией, ресторанами и танцами. Но и изменить ее он тоже не мог – борьба закончилась, стрелять в буржуев никто не приказывал. Оставалось стрелять в себя, как генералу, проигравшему сражение, потерявшему армию и бессильному что-либо изменить»[287].

1920-е годы стали как бы временем «отъедания», после чего неизбежным становился рост материальных запросов. Индекс заработной платы сильно возрос в период НЭПа, но он отражал всего лишь переход к нормальной жизни от голодного и полуголодного существования. Среди молодежи широкое распространение получил правовой нигилизм, повсеместно выплескивавшийся в хулиганство, пренебрежение к ценностям, морали и идеологии большевизма. Сытая жизнь с ее многочисленными соблазнами, образ жизни преуспевающего нэпмана для многих теперь уже являлись новыми жизненными стандартами, к которым необходимо было стремиться[288].

Лишившись силовых методов принуждения к труду, властям оставалось уповать лишь на суггестию. Даже Сталин, слывший горячим сторонником методов принуждения в годы Гражданской войны, в работе «Наши разногласия»[289] выступил за замену их методами убеждения в профсоюзной работе.

Однако одними пожеланиями повысить интенсивность и производительность труда было невозможно. Для этого требовалось обозначить четкую зависимость благосостояния работников от результатов их труда. Повысить производительность труда за счет механизации производства, как это было предусмотрено планом ГОЭЛРО[290], было практически невозможно. Парк машин и оборудования был изношен примерно на треть по отношению к 1913 году. Стоимость оборудования в 1925 году составляла две трети от довоенной[291]. Особенно пострадала тяжелая индустрия. И это при почти полном прекращении импорта и отсутствии кредитов для развития экономики.

Проблема и основное противоречие трудовых отношений периода НЭПа состояло в том, что капитализм допускался в экономическую практику только на определенных условиях. С другой стороны, частично восстановленные капиталистические отношения возвращали старые проблемы борьбы рабочих за свои права: за сокращение рабочего дня, снижение интенсивности труда, за более высокие ставки его оплаты. И не только на частных предприятиях, но и на государственных, к которым относились все крупные предприятия, прежде всего тяжелой промышленности. Поэтому 10 % прибылей государственной промышленности должно было идти на улучшение быта рабочих: на жилстроительство, детсады и ясли, дома отдыха, санатории и клубы. В общей совокупности эти начисления составляли до 30 % выдаваемой на руки зарплаты[292].

В 1927 году ежегодная выработка на одного рабочего составила 117 % по сравнению с 1913 годом[293]. Цифра весьма незначительная на фоне достижений и успехов в других странах. Одновременно обозначилось основное противоречие советской системы оплаты труда: с 1923 года рост заработной платы стал опережать увеличение производительности труда, несмотря на советскую аксиому в теории заработной платы – производительность должна расти быстрее, чем оплата труда.

Нараставшее противоречие рынка и планового хозяйства грозило коллапсом экономики. Надо было определяться: или туда, или сюда. Для высшего партийного и государственного руководства страны вопрос фактически был очевиден: новая экономическая политика должна быть решительно свернута, иначе можно потерять власть.

С провозглашением курса на построение социализма в одной стране, индустриализацию, переход к плановой экономике и свертыванию НЭПа начались бурные перемены в области трудовых отношений на производстве. Радикально менялось все направление советской экономической мысли – от нэповской идеи смешанной экономики, примирения классовых и трудовых конфликтов к идее любой ценой, невзирая на сопротивление отдельных групп и слоев населения, форсировать развитие производства, дабы обеспечить быструю трансформацию отсталой сельскохозяйственной страны в индустриальную, более сильную в экономическом и военном отношении, обеспечивающую и более высокий жизненный уровень населения[294].

Уже Постановление Совета труда и обороны от 18 мая 1926 года[295] ставило задачу повысить производительность труда в промышленности на 10 %. Среди намечаемых мер предусматривались полная загрузка предприятий, борьба с простоями, улучшение снабжения, увеличение степени использования оборудования и труда, сокращение потерь рабочего времени, издание инструкций о правах и обязанностях инженерно-технических работников, повышение трудовой дисциплины путем жесткого соблюдения условий коллективных договоров и правил внутреннего распорядка, рациональное использование рабочей силы, а также повышение