История Германии в ХХ веке. Том I - Ульрих Херберт Страница 36

дальнейшем ходе войны. Новый главнокомандующий, генерал Фалькенгайн, сменивший осенью неудачливого Мольтке, требовал заключения сепаратного мира с Россией, чтобы иметь возможность разгромить Францию и Англию на западе. Гинденбург и Людендорф, напротив, требовали массированного удара по русской армии, чтобы после ее уничтожения иметь возможность наступать на западе. Однако на самом деле, ввиду военной слабости Австро-Венгрии, усиление германского вмешательства на востоке в любом случае было необходимо, особенно после падения таких крепостей, как Пшемысль (Перемышль) и Лемберг (Львов). Дальнейшее наступление российских войск грозило привести к распаду империи Габсбургов, и, чтобы этого не допустить, требовалось крупное германское наступление на востоке. Германской Восточной армии, численность которой к тому времени превысила 600 тысяч человек, в мае 1915 года удалось прорвать русский фронт на широком участке у Тарнова и Горлиц, к юго-востоку от Кракова. В ходе последующих сражений, которые были чрезвычайно кровопролитными, российские войска потеряли более 750 тысяч убитыми и ранеными, оставили всю Галицию и были окончательно отброшены примерно на 400 километров на восток. После очередного наступления Центральные державы в сентябре овладели всей Польшей, Литвой и Латвией. Победы Центральных держав на Восточном фронте летом 1915 года стали их крупнейшими успехами за всю войну[22]. Примерно так и представляли себе в Берлине всю войну: героическая борьба, искусная военная стратегия, великие победы! Это был не только способ выиграть войну, но и способ спасти нацию в трудном положении. Принесение в жертву отдельного человека ради высшей цели нашло свое символическое выражение в мифе о Лангемарке, который возник, когда в ноябре 1914 года во время нескольких германских атак на вражеские позиции возле деревни Лангемарк под Ипром целые ряды очень молодых и плохо обученных немецких добровольцев, в основном школьников и студентов, падали, как трава, скошенная огнем британских и французских пулеметов. Германская пропаганда тогда утверждала, что «герои Лангемарка» с восторгом шли на смерть с песней «Deutschland, Deutschland über alles» на устах. Идеализм и готовность к самопожертвованию у молодежи, погибшей за родину, должны были стать примером для всех немцев, а опыт войны и сплочения нации должен был помочь преодолеть социальные и политические расколы в германском обществе[23]. В действительности же на Западном фронте шла совершенно другая война. Системы траншей простирались все дальше и дальше, в конечном итоге их суммарная протяженность достигла около 40 тысяч километров и они оказались практически непреодолимы. Линия фронта стабилизировалась и началась позиционная война. На протяжении всего 1915 года войска Антанты предпринимали крупные и мелкие наступления – в Артуа и Шампани в феврале и марте, под Нёв-Шапелем во Фландрии, под Анасом в мае и июне, и снова в Шампани осенью. Такие крупномасштабные атаки начинались с артиллерийского обстрела, который продолжался часами и даже сутками – только под Аррасом перед началом наступления по германским позициям было выпущено более двух миллионов снарядов. После этого пехота несколькими волнами пыталась занять позиции противника. Однако, как оказалось, несмотря на массированное применение ручных гранат и минометов, преодолеть ряды траншей можно было только с гигантскими потерями. Большинство атакующих солдат либо бывали ранены или убиты огнем обороняющихся, которые стреляли с укрепленных позиций, либо истекали кровью в заграждениях из колючей проволоки, высота которых часто достигала метра. Переходящему в контратаку противнику обычно легко удавалось уничтожить измотанные войска атакующего.

Число убитых и раненых достигло астрономических высот. Началась война на истощение, превосходящая по своим масштабам все предыдущие. «Какое зрелище предстало передо мной! – писал один эльзасский солдат после сражения на Западном фронте. – Перед нами лежали мертвые и раненые французы, насколько хватало глаз. Там же еще лежали убитые немцы, раненых уже забрали. <…> На некоторых мертвецов было страшно смотреть, одни лежали лицом вниз, другие на спине. Кровь, согнутые пальцы, остекленевшие глаза, искаженные лица. Многие судорожно сжимали в руках винтовки, у других все руки были в земле и траве, которую они рвали в предсмертной агонии»[24]. Там же был впервые использован в качестве боевого оружия ядовитый газ; именно германская сторона начала применять его на Западном фронте весной 1915 года. Из-за своей невидимости газ считался особенно коварным оружием и вызывал панику и ужас среди солдат. На самом деле количество солдат, погибших от газа, было относительно невелико. Подавляющее большинство раненых и убитых солдат – более трех четвертей! – были поражены артиллерийскими снарядами; около 16 процентов – огнем стрелкового оружия и ручными гранатами. Эта война характеризовалась не поединками воина с воином лицом к лицу, а артиллерийскими канонадами, которые длились часами и сутками напролет и против которых солдаты были бессильны. Только применение нового оружия – боевых машин, получивших название «танк», – позволило на заключительном этапе войны прорывать вражеские позиции. Этим был положен конец позиционной войне, а вместе с ней и массовой гибели пехоты от артиллерийского огня.

Реальность войны не привела, вопреки ожиданиям, и к исчезновению социальных различий – наоборот: классовый раскол в германском обществе проявился в армии еще острее, чем в тылу. Привилегии, всевластие и высокомерие офицеров усугубляли социальные различия в обществе, а также связанную с ними напряженность. Солдаты часто боялись и ненавидели своих офицеров больше, чем врага.

Война на Западном фронте была анонимной, враг был невидимым, солдаты убивали и умирали при посредстве техники, и это делало индивидуальный боевой дух менее важным, чем прежде. «Ураганный огонь артиллерии обрушился на нас. Людей перебрасывало из одной воронки в другую; крики боли и стоны раненых, которым предстояла мучительная смерть без помощи; не приходилось и думать о том, чтобы вынести их в тыл. Днем и ночью шел обстрел – часто на нас обрушивалось по 10–20 снарядов в секунду, нас засыпало и снова откапывало их разрывами. Наш лейтенант плакал, как ребенок. А как они лежали там – кто без ноги, кто без рук, кого разорвало всего в клочья – Господи, это было ужасно»[25]. Это не имело ничего общего с предыдущими войнами. Германские солдаты – как и британские или французские – еще летом шли на фронт, думая, что это будет кабинетная война XIX века: она продлится несколько месяцев и будет стоить многих жертв, но риск можно заранее просчитывать и он вписывается в обычный опыт жизни и смерти. А потом они столкнулись с апокалиптической машиной убийства, которая за один день уносила столько человеческих жизней, сколько раньше уносила целая война – без видимого противника, без возможности повлиять на свою судьбу с помощью силы или осторожности и без компенсации в виде героизма, который требовал поединка лицом к лицу.

Были и