Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 34

– Пока не кончится война, мы будем получать меньше, чтобы эти женщины ели больше.

Так и получилось: рабочие лесопильной фабрики в Пунта до Бико стали получать по пять песет в час. Донья Инес лично донесла до них свое распоряжение, чтобы от них не ускользнула ни одна подробность, и подчеркнула одну вещь, обращаясь к мужчинам.

– Вас я прошу не пропивать в кабаках свою повышенную зарплату. Женщины, смотрите за ними, чтобы они не пили. Если замечу, что кто-то выпил, дневное повышение зарплаты будет заморожено.

Со временем донья Инес узнала, что мужья делали то, что им нравится, и жены никак не могли на это повлиять, так что она оставалась глуха к тому, что то одного мужа, то другого видели на рассвете таким пьяным, как будто он выпил целую бочку вина.

Дежурные стукачи докладывали ей о том же.

– Передай ему от моего имени: поймаю – убью.

Было прекрасно известно, что она и мухи не убьет, однако в гневе она внушала страх.

Сантиагинья и другие нападавшие на склад так никогда и не вернулись на фабрику. Какое-то время они провели в тюрьме, откуда вышли с тощими животами и лицами, испещренными морщинами.

Великая война закончилась, поскольку ни одна война не длится сто лет, однако бывает любовь, которая длится всю жизнь.

Годы, проведенные в Гаване, не прошли напрасно.

Город по-прежнему овевал нежный ветерок, так непохожий на бриз в Пунта до Бико, и приятно ласкал дона Густаво, когда тот завтракал.

В то утро он держал в руках ворох писем от доньи Инес. В положенное время он ответил на все.

Он попросил служанку Мерседес принести чистые листы бумаги и перо, которым подписывал документы.

Моя дорогая супруга,

В тот самый момент, когда я собирался написать тебе, мне принесли твое письмо, взволновавшее мою душу. Каждый день я думаю о том, когда мы увидимся снова.

Гавана меняется в зависимости от политических событий. Президент Менокаль сделал для страны кое-что хорошее, например приравнял песо к доллару.

У нас по-прежнему много эмигрантов, «Юнайтед фрут компани» использует пеонов[33] с Гаити. Галисийцы тоже приезжают, изможденные и согбенные, спасающиеся от кубинского солнца с помощью соломенных шляп. Они рассказывают, что североамериканские компании платят тем, кого они держат на контракте, – они называют их ганчо[34] – чтобы те убедили наших соотечественников эмигрировать. Это понятно: когда не хватает хлеба, остается только эмиграция.

Моя дорогая Инес, хочу сообщить тебе нечто очень важное. Торговля алебастром провалилась по причине слишком хорошо известной среди мужчин. Это не моя вина. Вина лежит на противозаконных методах управляющего. Его страсть к игре, алкоголю и мулаткам разорила наше предприятие. Он брал деньги, откуда не имел права брать, платил женщинам наличными с несуществующих счетов, пил круглые сутки. Когда все эти махинации открылись, было уже поздно. Мы разорились.

Знаю, тебе наверняка понравится, что я вложил деньги в производство сахара вместе с несколькими арендаторами из Овьедо, которые пребывают в процветании.

Плодородие здешней земли не имеет границ. Вот и печать говорит: «Если так пойдет и дальше, мы засеем сахарным тростником патио наших домов».

Время сейчас чрезвычайно благоприятное для урожая, поскольку война в Европе уничтожила посевы сахарной свеклы по всему континенту, а крестьяне покинули поля и ушли воевать. Сейчас все зависят от кубинского сахара. Через год торговля принесет более чем двести тысяч долларов, и доход будет расти.

Я хочу попытаться поднять это новое дело. Надеюсь, ты сможешь меня понять.

Навсегда твой, Густаво

Он знал, донья Инес громко вознесет к небесам молитву, а возможно, ее удар хватит, стоит ей только представить его на главном сахарном заводе, однако война дала ему эту новую возможность. И он не собирался ее упускать.

Он запечатал конверт и попросил Мерседес принести еще кофе.

Глава 18

В конце августа 1918 года в Пунта до Бико разразилась эпидемия. В первую ночь после шествия паломников в честь Благословенного Иисуса Страстнотерпца сразу несколько соседей заболели; объяснений этому не было. За неделю целые семьи заразились вирусом, который доктор Кубедо окрестил русским насморком. В Мадриде его называли «неаполитанский солдат», и было большим удивлением узнать, что во всем мире его называют испанским гриппом.

– Вечно мы во всем виноваты, – говорил дон Кастор.

– Потому так происходит, что мы честно признавали, сколько людей у нас умирало, падре, – отвечал доктор Кубедо, который был почти всегда прав.

Испания, сохранявшая нейтралитет во время Великой войны, совершила ошибку, честно информируя о количестве смертей, в то время как на поле боя военные потери скрывали. И никто не интересовался, от чего люди умирали – от пули или от гриппа.

Алькальд[35] Пунта до Бико перед лицом падения численности населения говорил, что вирус завезли матросы, чьи корабли стояли на рейде, а губернатор области запретил пересекать границу с Португалией, потому что популярная галисийская газета «Коррео» обвиняла португальских рабочих в том, что они первыми запустили эпидемию.

Обвинения.

Газеты были переполнены новостями о бедствии, постигшем Испанию. Некрологи множились страницы за страницами. Словесная реклама продвигала таблетки, полоскания, лечебные сыворотки и другие средства, которые можно было купить только в аптеках городов Виго или Понтеведра, поскольку до Пунта до Бико они не доходили. Запрещены были празднования, собрания и любые скопления людей, и алькальд издал приказ, в соответствии с которым надлежало изолировать свиней и кур, а также конфисковать автомобили, чтобы облегчить развоз больных по больницам. Сеньора Вальдес отдала свою машину в распоряжение властей без единого возражения.

Трупы в порту напоминали гору рыбных костей после пиршества бродячих котов. С социальным уровнем тут не считались. Про бедных в газетах не печатали, но они могли утешать себя тем, что богатые тоже болеют. Король Альфонсо XIII и глава правительства, либерал и человек неуравновешенный, Мануэль Гарсиа Прьето, также заболели.

Сын маркизов Рьестра, Сантьяго, умер бесславно, без лекарств и без страданий. Это событие так потрясло донью Инес, что она ночи напролет на коленях молила Святую Деву, чтобы никто из близких не заразился. Но у святой было, чем заняться, и она забыла о сеньоре, потому что одного человека спасти не удалось.

Заболела