Славные подвиги - Фердиа Леннон Страница 34

– Надо?

– Да.

Я потрясен. Мне все это время казалось, что пьеса только для нас и, наверное, для Туренна с командой, а теперь еще, может, для детей. Но чтобы прямо привести в карьер зрителей, поставить настоящий спектакль… Странно это. Нас, наверное, арестуют.

Я так и говорю, и Гелон заливается краской, и я жду, что он меня обматерит; но в конце концов, он просто вздыхает и спокойно спрашивает:

– Мы играем в режиссеров или у нас все по-настоящему?

– По-настоящему.

– Тогда и говорить не о чем. Спектаклю нужны зрители, иначе это просто репетиция.

Он поворачивается к афинянам. Многие держатся за животы, потому что переели.

– Что вы думаете? Со зрителями или без?

Может, мне только чудится, но, когда по их осунувшимся лицам пробегает дрожь, мне кажется, что я четко вижу их мысли. Им не больше моего хочется, чтобы на них пришли смотреть сиракузяне, но они знают, что главный здесь – Гелон. Я здесь, конечно, но все держится не на мне. Еду приносит Гелон, все остальное тоже. Я вижу это по глазам и знаю, что именно они ответят, прежде чем кто-то успевает шевельнуть губами.

– Со зрителями, – говорит один из них.

Это Антикл, тот афинянин с серебристой бородой. Сейчас он ее поглаживает, даже чуть ли не подергивает от волнения, и поворачивается к остальным:

– Разве не так? Чего мы хотим?

– Зрителей! – нараспев говорят они, пятнадцать голосов как один дрожащий хор.

Только Пахес молчит.

– Прекрасно, – говорю, – вы только не ждите аплодисментов.

– Погнали.

Афиняне медленно поднимаются на ноги. После короткого обсуждения решается, что сегодняшний день мы посвятим “Троянкам”. Я мало что знаю об этой пьесе, только то, что действие происходит в Трое, и снова неприятно удивляюсь, когда Нума начинает описывать сюжет. В общем-то дело в том, что его нет. Просто с Гекубой, Кассандрой и хором троянок происходит какой-то пиздец. Дело сразу после войны, и Троя разрушена до основания, и греки делят добычу. Здесь не так, как в обычной трагедии, где начинается все нормально, а потом идет под откос. Все начинается уже на дне – вернее, кажется, что на дне, а потом Мойры подмигивают, земля начинает трястись и трескаться, и Гекуба с командой понимают: то, что им казалось дном, даже рядом с ним не стояло. Теперь их жизни станут в тысячу раз хуже. Страннее и чернее я никогда ничего не слышал, и я вижу, что даже Гелон огорошен, услышав подробности. Похоже, до этого они только разжигали его интерес кое-какими намеками, а сейчас он в первый раз слышит сюжет целиком.

– Слушай, как-то это все мрачновато, – говорю я, когда Нума замолкает.

– Это потрясающая пьеса, – отвечает Нума, не смущаясь.

Я обращаюсь к Пахесу. Потому что всем остальным веры нет.

– Что думаешь, Пахес? Скажи как есть.

Пахес оглядывает своих товарищей, потом стены карьера. Он задумчиво почесывает в затылке, и пара волосков остается у него на пальцах, но не так много, как обычно.

– Никогда раньше не видел ничего подобного, – говорит он наконец.

– Тебе понравилось?

Пахес качает головой:

– Нет, не понравилось, но я никогда не забуду этот спектакль. Говорят, Еврипид считает, что это его лучшее творение.

– Правда? – спрашивает Гелон, и тут я понимаю, что нам кранты. Ну что ж, значит, мы ставим “Троянок”.

Главная героиня в “Троянках” – Гекуба, и мы даже не обсуждаем, кому достанется эта роль. Нума – лучший из всех, и он хочет играть, а значит, роль его. Следующая по важности – Кассандра, потом Елена. Мужики в этой пьесе ничего особо не делают, только ведут себя как козлы. Менелай мелькает в конце, но мало что говорит. То есть вопрос стоит так: кто играет Кассандру и кто – Елену? Кассандра на этот момент уже выжила из ума, но все еще прекрасна, и Агамемнон по ней с ума сходит, хочет увезти с собой в Аргос. Этот долбоеб думает, жена примет с распростертыми объятиями и его, и любовницу, но Кассандра-то знает, что отправиться в Грецию означает умереть. Но все равно отправляется. Это хорошая роль, и я хотел бы, чтобы она досталась Пахесу, но Гелон не так уверен. Он хочет, чтобы хористы тоже попробовали, и, наверное, он прав, но бля. Хочу, чтобы был Пахес.

– В этом есть симметрия.

– Лампон, я занят.

Херня. Я тоже постановщик. Так я и говорю.

Гелон вздыхает и смотрит на меня:

– Ну, говори, что думаешь.

– Мужик, ты подумай. Мы же объединяем две пьесы. Зрители заметят, что актеры одни и те же – и это часто слабость, но мы можем сделать из нее силу. Играть на ожиданиях, понимаешь?

– Так. – Гелон еще не вполне заинтересован, но и не просто слушает, чтобы я отстал.

– Ну, Медея – женщина, которая убила своих детей, а Гекуба – женщина, чья жизнь кончена, потому что ее детей убили. Есть же связь, правда? Одна все уничтожает, другая все терпит. Здесь есть ритм, и ты прямо в точку попал, когда выбрал Нуму. А вот возьмем Ясона и Кассандру. Какая у них связь? – Я приобнимаю Пахеса. – Ясон – бабник, каких поискать. Так? Все беды от его неверности. Если бы он просто сдержал обещание, которое дал Медее, все бы было замечательно, но нет же. Ему позарез надо было вцепиться в молоденькую и красивую, и из-за этого все идет наперекосяк. А вот насчет Кассандры… – Я обнимаю Пахеса покрепче. – Агамемнон собирается домой, и он победил, как и Ясон. Только его награда – не руно какое-то там, а сама Троя. Мог бы сидеть себе на жопе ровно в Аргосе, пить лучшие вина, и чтоб жена ему на ушко ворковала, но ему нужна молоденькая и красивая, а жена это так не оставит. Она режет его на кусочки, и от этого начинается кровная вражда. Потому что после его смерти дети убивают мать, чтобы отомстить. Понимаешь, они же друг для друга – как разбитые зеркала. Идеально!

Я расхаживаю туда-сюда и весь запыхался. Все слушают меня, не отрывая глаз. Даже детям, кажется, интересно, и они переводят взгляды на Гелона в ожидании ответа.

– В этом что-то есть, но все не так просто. Клитемнестра и так ненавидит Агамемнона. Он принес их дочь в жертву, только чтобы ветер был попутный. – Он замирает, словно его осенило. – А ведь это – аргумент против. Если бы Агамемнон был в пьесе, то, пожалуй, роль бы Пахесу