Армейские рассказы - Вячеслав Заходякин Страница 3

которой вам, «духи», еще летать и летать… Дембелю «не западло» сходить в патруль, только не бегать за нарушителями, а сидеть курить, и есть мороженное с офицером, пока третий патрульный обычно «фазан» или «черпак» летает по гарнизону. Паша Кумыс прошел все этапы службы и звания рядовой, ефрейтор, младший сержант, сержант и после демобилизации остался вольнонаемным,  проработал два года кочегаром в гарнизонной котельной. Кумыс, так его называли потому, что в белорусской деревне, где он жил до армии, кобыл доили и делали кисловатый газированный напиток. Паша его любил и рассказывал о нем взахлеб. В лошадях и их породах Паша разбирался, как истинный любитель. До начала службы Паша работал скотником и пас коров на лошади в родном колхозе. Ещё до отправки в армию, Пашку взяли на контроль спецслужбы, они проверили все, до пятого колена, но ничего не нашли. В его роду не было сидевших и других подозрительных личностей. После принятия присяги, Паша Кумыс получил в руки секретный чемоданчик для заправки системы «Свой-чужой» на самолетах, и запрет на все отправки в наряд. Он занимался своей работой два часа в день, все остальное время ошивался при штабе, читая письма солдатам и от солдат вместе с почтальоном. Печатал приказы по части. Но у Паши была особая, почетная работа – получив секретный приказ о демобилизации, для командира полка от Главнокомандующего, он обязан был «по секрету» рассказать о нем «жаждущим». Пашка подходил к казарме, а мы жили на втором этаже, и начинал орать под окном: – Карету мне, карету! «Деды», заслышав этот скрипучий баритон (голос Пашки был как ржание сивого мерина) хватали табуретку и всем призывом спускались вниз. Они усаживали Глашатая на табурет, поднимали на руках, вместе с Пашкой, по лестнице и опускали на пол посреди казармы. Кумыс поднимался на табурет и зачитывал эти долгожданные строчки: « … уволить из вооруженных сил, военнослужащих, отслуживших…»  далее по тексту. «Деды», а теперь уже «дембеля», наливали Киселю 100 грамм из заначки и долго хлопали. Видел я такой ритуал  три раза, а участвовал всего один, в качестве носителя Глашатая. Пашку любили все, он выполнял свои обязанности секретчика весьма оригинально. По долгу службы, ему приходилось проверять чужие письма, там иногда родители высылали деньги. Сами письма Пашка не читал, а вот деньги обязательно вручал «по секрету» тому, кому они были предназначены. И волки сыты и овцы целы. Почта от посторонних вложений освобождена и деньги адресату доставлены. Но и здесь заключалась некая особенность. Если деньги пересылались «духу», то адрес получателя менялся на «деда», ну или солдата его же призыва, а вот если деньги пришли для «деда», он получал их обязательно. Нужно же было заплатить в чепке, духов туда не отпускали, а деды наслаждались трапезой, готовили свои дембельские чемоданы. Это еще не все, чем промышлял Кумыс. «По наследству» от кого-то из дембелей Пашке досталась печать немецкой таможни. Для того, чтобы обменять русские деньги на немецкие марки нужна была декларация. Кумыс имел доступ к копировальному аппарату, стоявшему в кабинете командира полка. Иногда он делал несколько копий, потом ставил «свою» таможенную печать. И продавал «оригинальную декларацию» за пять процентов. Так получался обменный процесс. Все были довольны. Во время экскурсии в город в банке предъявлялась декларация, что деньги пересекли таможню легально и русские рубли менялись на ГДРовские марки. За несколько дней до дембеля, чемодан со скарбом и дембельским альбомом красовался  черным лаком в каптерке. Оставалось только приклеить несколько наклеек немецких переводок с красивыми женщинами, почтальон, читая письмо девушки к своему другу Пашке, прочитал: – Я выхожу замуж, не приезжай… Он прибежал в казарму, заперся в каптерке, достал бутылку массандры- вонючей спирто – водяной смеси, налил своему другу Кумысу. Не будем их упрекать, Старшина пустил скупую слезу и выпил вместе с ними. Чтобы не трепать лишний раз себе нервы, Кумыс в отпуск домой к себе не поехал. Он остался на своем новом месте работы, в гарнизонной котельной.

Глава 4. Макарон. Мои наряды

У читателей моего рассказа, которые не служили, скорее всего, появится вопрос: «Что за бред? Откуда у макарон наряды?» У людей, которые хоть немного связаны с армией таких вопросов будет меньше. Во время моей службы «макароном» называли военнослужащего в звании младший сержант и носившему на погонах по две лычки. Наряд – это направление на службу: в караул, дневальным или дежурным по роте, на кухню, дежурным по штабу, патрульным по гарнизону. Рядовой – это военнослужащий, чаще всего прослуживший немного, но некоторые даже на дембель уходили в этом звании и при этом уважения сослуживцев не теряли. «Чистые погоны – чистая совесть» – так говорили солдаты, которые не проявляли желания выделиться, инициативой не обладали, сородичей не «закладывали» и, на взгляд старшины и младших офицеров, командирскими способностями не обладали. Ефрейтор – старший солдат, та еще собака. Вечно лезет вперед, на товарищей смотрит свысока, старается, чтобы его заметило начальство и повысило в должности. Ефрейторов не уважали в моей части, не уважали и после демобилизации. От этого звания старались отказаться и сделать все возможное, чтобы получить «макарона» или наоборот, вернуться за «залет» в рядовые. Ефрейторов посылали старшим на все виды работ, если не было свободного сержанта или младшего сержанта. Звание младший сержант и, соответственно, должность «замок» – заместитель командира отделения, были второй ступенькой после «ефрейтора». Это первая по-настоящему командирская должность, которую можно было получить, либо обладая властными навыками и способностью организовать и руководить коллективом, либо как поощрение перед дембелем. Сержант, старший сержант, старшина присваивались за особые заслуги в руководстве солдатским коллективом, или если тебя назначали на должность начальника метеостанции, склада, завхоза роты (старшины роты) и другие мелкие, но ответственные должности. Я попал служить в полк по спецпризыву, и вместе с сослуживцами моего призыва с самого начала рассматривался начальством как «макарон» и «замок». Так и получилось, прослужил я три месяца и во время очередного похода в столовую обнаружил, что мои друзья стараются подсыпать в мою тарелку побольше макарон. Проснувшись утром в этот день, я не заметил, как старшина моей эскадрильи уже поработал над моей формой. Он собрал гимнастерки всех моих сослуживцев, которые получили новые звания, и в каптерке наклеил на погоны немецким клеем недостающие элементы – пару макаронин. Я надел свою форму и, как обычно, выбежал на построение. Мои друзья, стараясь на меня не смотреть, тихонько посмеивались, но вида не подавали. А после, когда я заметил