Сирена морских глубин - Суми Хан Страница 27

наконец отыскала место, которое ее удовлетворило. Она втиснулась между молчаливой корзинщицей и тощей особой с озабоченным лицом, торговавшей сушеными подсолнухами, горшочками с маслом и семечками. Бабушка вступила в разговор с продавщицей подсолнухов, предоставив распоряжаться товаром Чунчже.

Девушка начала было кричать: «Свежий ккеннип, вкусный кке…» – но под взглядом корзинщицы осеклась. Она огляделась. Покупателей здесь почти не было. Американские солдаты не отваживались наведываться в эту часть рынка, которая обслуживала местных жителей. Толпы их скапливались у внешней границы рынка, примыкавшей к порту, где за прилавками стояли женщины с накрашенными лицами и громко смеялись.

– Бабушка, я думаю, что продала бы больше ккеннипа, расхаживая по рядам. Можно мне взять одну из корзин и попробовать?

Старуху, казалось, отсутствие покупателей совсем не волновало.

– Отличная мысль, – кивнула она. – Иди осмотри достопримечательности. Заодно немного разомнешься.

12

Бабушка наблюдала за Чунчжой, смело двинувшейся вперед. Внучка была слишком взбудоражена, чтобы замечать вокруг себя оценивающие взгляды мужчин. Старуха подавила вздох. Она хорошо помнила, сколько нового и увлекательного таит в себе рынок. Тогда, в юности, у нее имелись свои секреты. Но она была молода и полна надежд. Бабушка стиснула зубы. Чтобы справиться с жалостью к себе, она начала пересчитывать своих покойников. Дочь. Двое сыновей. Муж. Друзья: Чонхва, Окрён, Токрян, Чадон, Кесок. Мать. Отец. Три старших брата. Каждая потеря отдавалась знакомой тупой болью – единственной постоянной величиной в ее жизни.

Некогда единственным топливом, придававшим ей безграничную храбрость и силу, служил гнев. Во время японской оккупации они с друзьями создали подпольную сеть, чтобы запугивать и дразнить захватчиков. Днем читали по-японски, пели японские песни и кланялись японскому флагу. А ночью, при свете луны, молились по-корейски, изрыгали корейские проклятия и отправляли изменнические сообщения, написанные на запрещенном хангыле.

Казалось, японцы считают преступлением все на свете: запоздавшую доставку морских водорослей, треснувшую банку с соевой пастой, пощечину в ответ на пьяное заигрывание. Но самым главным злодеянием, которому завоеватели не находили подобающего наказания, являлось то, что в Корее люди посмели быть корейцами.

Бесчисленные мелкие провинности хэнё играли полезную роль отвлекающего фактора, заслоняя собой более серьезные проступки женщин. Как смеялись ныряльщицы над этими кривоногими чудовищами, слишком глупыми, чтобы осознавать истинную опасность, исходившую от сирен морских глубин, которым покровительствовал повелитель морей!

Первый солдат, которого они утопили, питал слабость к еще несозревшим девственницам. После того как он изнасиловал нескольких девочек, хэнё, заткнув ему рот кляпом и связав, затащили его в прибрежные пещеры. Матери тех, над кем он надругался, уже ждали с ножами в руках. Они позаботились о том, чтобы он не терял сознания, чтобы чувствовал каждое прикосновение лезвия. Потом его сбросили с обрыва. Внизу, в бурлящей пучине, месть довершили крабы и акулы.

Хэнё подбирали мужчинам наказания с тщательностью белошвеек. Одному офицеру-трезвеннику нравилось облегчаться прямо на пол, а потом тешить себя, наблюдая, как женщина, встав на четвереньки, убирает за ним нечистоты. Этому выродку преподнесли сладкие рисовые конфеты, смешанные с травами и его собственными экскрементами. Его отправили обратно на родину в окровавленном подгузнике. Ходившие в то плавание корейские матросы, призванные в армию, – украденные сыновья и мужья – потом сообщили, что он умер во время путешествия и его тело по требованию его возмущенных соотечественников швырнули за борт.

Дерзость сделала женщин неосторожными. Когда пятерых из них поймали, они сразу сознались, чтобы спасти остальных. По крайней мере, они умерли сразу, расстрелянные из ружей.

Из многочисленных сожалений больше всего старуху терзало то, что она не смогла рассказать дочери и внучке правду о постыдных поступках, которые совершала. Она жестоко ошибалась, полагая, что, когда японцы наконец уйдут, мир исправится сам собой.

В тот день в конце лета южное небо озарила неестественная вспышка, породившая демоническую силу, которая повернула вспять прилив и окутала тьмой горизонт. Остатки японского ополчения пытались разобрать обрывочные сообщения, которые передавали их рации. Почему император капитулировал?

На этот вопрос ответило море. На берег стало выбрасывать вздувшуюся, зловеще побелевшую рыбу. Вернувшиеся рыбаки описывали божественный огненный шар, уничтоживший целый город. Несколько дней спустя в Чеджу пришли американские военные корабли, чтобы надзирать за уходом японцев. Они сорвали красно-белый японский флаг и заменили его своим.

Под прикрытием солдат-хвиндуни свои войска на остров направили материковые власти в Сеуле. Кто бы мог подумать, что на такое предательство способны свои же соотечественники? Эти скоты заправляли на Чеджудо как в своей вотчине, оскверняя семейные святыни и грабя продовольственные лавки. Японская оккупация по сравнению с этим выглядела идиллией. То, до чего не снисходили кровопийцы (ибо корейцы стояли ниже их), националистским головорезам, кажется, доставляло наслаждение. Они навязывали хэнё фиктивные браки, стремясь завладеть их землями и имуществом. Чтобы наказать жителей деревни, недостаточно проворно кланявшихся флагу, которого никогда в глаза не видели, у них отнимали и пожирали свиней и лошадей.

Старуха провела ладонью по лицу. Ей не повезло жить в эпоху оккупации, и это перевесило то, что повезло родиться в хорошей семье. Вторжение подорвало благополучие рода Го, его величественное поместье было опустошено японскими офицерами. В детстве ради развлечения она научилась нырять и потому, чтобы не голодать, вступила в ряды хэнё.

Пальцы пожилой женщины задержались на морщинах. А повезло ли ей в личной жизни? Ее долголетие и крепкое здоровье, несомненно, являлись знаками божественного расположения. Она вышла замуж за человека, которого, хотя он и был ниже ее по рождению, было легко полюбить. Их брак был благословлен двумя сыновьями и дочерью. Но мужа и сыновей похитили японцы и увезли на кораблях, которые так и не вернулись обратно. Потеря мужчин не сокрушила ее. То была общая участь: мужья и сыновья приносились в жертву на войне. Однако после утраты дочери в ней что-то сломалось и теперь громыхало внутри, точно игральные кости.

Когда Чунчжа исчезла в толпе, пожилая женщина повернулась к соседке и понизила голос до шепота:

– На южном побережье дислоцируют еще пятьсот человек. Они строят укрепления. В течение недели доступ на гору будет закрыт.

Торговка подсолнухами вздрогнула, после чего продолжила размахивать цветком. Расплывшись в улыбке, она спросила:

– Вы Го Окчжа?

– Да.

– Мою мать зовут Пу Мальчжа.

– Вы на нее похожи.

– Здоровье у мамы плоховато. Она больше не ныряет. Но говорит, что сделает все, что в ее силах.

– Этого же мы ожидаем от каждого.

– Сколько солдат прибудет в вашу деревню?

– Несколько десятков.

– С полным довольствием?

– Так мне передали.

– Оружие?

– По одному стволу на двоих. По крайней мере половина солдат нам сочувствуют.

– А другая половина?

– Цепные псы.

– Но как вы