Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 25

Так что она не упустила случая раскритиковать девушку, когда обнаружился ее единственный недостаток: Мария Элена выпивала полдюжины чашек кофе, чтобы не заснуть в дневные часы. Сон мог сморить ее в любом месте: на кухонной столешнице, на стульчаке, когда она делала свои дела, и даже когда она, стоя с тряпкой в одной руке и куском мыла в другой, что-то драила. Однажды, оставшись одна с сеньорой и детьми, Исабела воспользовалась моментом и стала немилосердно поносить служанку: что будет, если она уснет на стуле в столовой, или зажарится на солнце в кресле-качалке, или в один прекрасный день по ее вине сгорит дом, потому что на нее нападет сон, когда в доме зажжен огонь.

Донья Инес осталась глуха к этим словам, но Хайме их запомнил и в тот же вечер спросил бедную женщину, почему она может уснуть в любой момент. От смущения Мария Элена залезла под кухонный стол в страхе, что ее выставят на улицу из-за недиагностированной нарколепсии[21]. Никто не отменял страх рабов, страх, который не понимает законов и не знает никаких норм. У Марии Элены он был в крови и, если ей случалось услышать, как дон Густаво делает строгий выговор работникам, она убегала к себе в комнату, запиралась на ключ и прижималась спиной к дверям. Иногда можно было услышать, как она подолгу плачет, переставая только после продолжительных утешений со стороны доньи Инес, которая делала то же самое со своими детьми, когда ей случалось их отшлепать.

Проходили месяцы, и Мария Элена перестала бояться дона Густаво – уж лучше поздно, чем никогда. Наконец решение продать имение «Диана» было принято при согласии обеих сторон и оставалось только подписать документы.

Глава 13

– Это ни в коем случае не значит сдаться, – сказал дон Густаво, когда донья Инес узнала, что имение назначено к продаже. – Земля не дает ни одного зеленого росточка, так что сделка выгодная.

– С кем ты договорился о продаже? – спросила супруга.

– «Диана» войдет в корпорацию «Матохилья». Сеньор Абадиа Бискай хочет увеличить ее до самой реки. У нас лучший спуск к воде для его скота и для его бизнеса.

Дон Густаво объяснил жене, какие вложения сделал его брат Хуан, и добавил, что доверяет своим связям с буржуазией Гаваны.

– Возникнут новые возможности для торговли, – добавил он.

– Ты не похож на Вальдеса, – тихо сказала донья Инес, глядя на свое отражение в зеркале туалетного столика.

Ночь опустилась на имение. Сеньора распустила узел волос на затылке, и они свободно рассыпались по плечам.

– Что ты сказала?

– Ничего, просто так, глупости, – ответила она. – И где мы будем жить?

– Хуан купил симпатичный дом в центре Гаваны. Он пустует несколько лет. Я съездил на него посмотреть. Там четыре спальни, одна с туалетом, две гостиные, еще несколько ванных и просторная кухня. Тебе понравится. Ты по-прежнему думаешь, что это было необдуманное решение и я поторопился? – спросил он.

Донья Инес молча слушала разглагольствования мужа.

– Но ведь это ты во все горло трубила, чтобы мы отсюда уехали!

В этом муж был прав. Донья Инес кивнула в знак согласия, разделась и надела ночную рубашку.

– Я хочу уехать в Испанию, – прошептала она, сдерживая слезы. – Я хочу уехать из этой страны. Я не хочу менять город, не хочу начинать с нуля. Не хочу, чтобы ты без конца занимался торговлей, чтобы ты забыл о нас и о том, что твои дети растут без отца. Ты едва знаешь их, и с тех пор, как мы приехали на Кубу, я тоже тебя почти не вижу.

– И что же мне, по-твоему, не удалось?

Донья Инес не ответила ему. Она вытянулась на простынях супружеской кровати и попробовала вспомнить, сколько же месяцев она не знала близости с мужем, в тишине спрашивая себя, когда это происходило последний раз. Быть может, когда она забеременела Каталиной?

Сеньор Вальдес был поглощен собственным поражением.

– Инес, – сказал он, – времена изменились, и это тоже надо учитывать. Нас отсюда гонят. Ты просто этого не видишь! Когда нет воды, падает качество зерна или его вообще нет, а то бывает приходит в негодность оросительный канал или портится труба, проложенная от реки. Но есть нечто худшее, чего я не могу исправить сам.

– И что же это, Густаво?

– Меня сглазили.

– Что ты такое говоришь? – с беспокойством спросила жена, вспомнив Антонину Варгас.

– Меня сглазила женщина.

– Не говори глупости! – воскликнула она.

– Это не глупости, – настаивал он, не решаясь произнести имя Ренаты.

И тут сеньора Вальдес подумала, что, возможно, судьба дает ей еще одну возможность уехать подальше от знахарки. Она пролила много слез на этой земле, добилась того, что здешняя грязь больше не пачкала подол ее платья, она создала семейный очаг для своих детей, однако знахарка была слишком близко к ее семье, чтобы можно было спать спокойно.

– Ладно, Густаво. Мы уедем отсюда.

Они не стали задерживаться с переездом в столицу. Бригада рабочих получила свою зарплату, и все обнялись на прощание. Дон Густаво организовал для них последний обед, Марии Элене было велено приготовить свежую воду, сделать тарталетки из рисовой муки и запечь фасоль в кляре. Эти рабочие были последними, кто работал в имении и кто потом в отчаянии шагал по пыльной дороге в Сан-Ласаро в поисках нового хозяина, владельца кофейной или сахарной плантации, который не даст им умереть с голоду.

Женщины, служившие в доме, паковали чемоданы, укладывали одежду, готовили мебель, которую сеньора хотела увезти с собой в город, а также немногие вещицы, которые напоминали бы ей об имении.

Глава 14

Сеньора Вальдес, двое ее детей, Исабела и новая служанка Мария Элена заселились в жилище дона Хуана поздно вечером в день, который делит неделю пополам, а именно в среду, в марте месяце 1904 года.

Они прибыли грязные, голодные, мучимые жаждой. И все из-за того, что вторую часть путешествия проделали на одном из новых поездов, соединявших восточную часть Кубы со столицей. Маленькая Каталина орала всю дорогу, дралась со своим братом Хайме и мешала Исабеле, которая крестилась каждую минуту на протяжении всех шести часов пути.

Дом в Гаване располагался на улице Агуяр, в квартале от парка имени Сервантеса. Едва войдя в дом, они открыли окна, и приторный ночной воздух окутал их с ног до головы.

Донья Инес стала направо