История с продолжением - Патти Каллахан Страница 22

Это был вовсе не тот род умственного развития, которого ожидали или хотели Фордхемы. Такой буйный разум следовало поставить в рамки и окультурить.

Нагрузка, выпавшая на истончившиеся узы брака, оказалась слишком тяжелой. Уэнделл объявил, что без ума влюблен в свою секретаршу и уезжает в Нью-Йорк, работать в издательстве, оставив Марту и Бронвин ошеломленными и безутешными. Уэнделл был неотъемлемой вершиной в треугольнике их мира.

Уэнделл пришел к выводу, что обладать гениальностью, вероятно, не столь уж и замечательно. Ему хотелось простой жизни: иметь жену и ребенка, который не умеет читать в три года, не распевает песни на собственном языке, не донимает всех в доме расспросами и не сводит с ума исчезновениями в дебрях Нью-Гэмпшира.

– Теперь она твоя, – заявил он жене. – Ты всегда билась за то, чтобы все было по-твоему. И ты своего добилась.

И ушел.

С этого момента Бронвин стала непослушной и безответственной – это поведение было плодом смятения и душевной боли.

Однажды вечером в ноябре 1908 года, когда Бронвин было одиннадцать лет, она поехала на поезде из Нью-Гэмпшира в Нью-Йорк и умоляла отца вернуться. Тем временем мать рассылала письма и вербовала союзников. Ничто не помогло. Уэнделл остался в Нью-Йорке со своей молоденькой секретаршей, а позднее женился на ней и у них появились свои дети. Его искупление? Он помог опубликовать книгу дочери.

Роман двенадцатилетней Бронвин «Срединное место» вышел в свет в 1909 году и вызвал ажиотаж.

Успех не помог излечить разбитое сердце, и четырнадцати лет от роду Бронвин каким-то образом нанялась юнгой на пароход, сойдясь с капитаном, бывшим на двадцать лет старше ее. Затем она уговорила мать отправиться с ней в морское путешествие, с целью написать книгу об их совместных приключениях. С течением времени мать разочаровалась в жизни на море и в дочери, которой не понимала, и оставила Бронвин на попечение друзей семьи в Сан-Франциско.

Брошенная среди незнакомцев, эта девочка с раненой душой до шестнадцати лет жила с чужими людьми. Чувствуя себя несчастной, она сбежала. В итоге ее нашли в дешевой гостинице в центре Сан-Франциско. Бронвин отправили в детское исправительное учреждение, где она дошла до такого отчаяния, что попыталась выпрыгнуть из окна.

Наконец Марта приехала забрать ее, они вместе вернулись в Бостон, где Бронвин нашла работу редактора, которую описывала как ежедневную рутину, разъедающую ее душу.

Затем появился Тимоти Харрингтон. Настоящая любовь. Вместе они переехали в Блафтон, Южная Каролина, где поселились и стали растить дочь, Клару Харрингтон.

Чарли оторвался от книги. Вот здесь очень уместным оказалось бы выражение: «И жили они долго и счастливо». Увы, не вышло. Послеполуденный свет лениво лился в окна, когда Чарли прочел:

Считается, что это последние слова, написанные Бронвин Ньюкасл Фордхем:

Я хочу, чтобы небо раскололось.

Я хочу, чтобы небо раскололось, явив тайны Вселенной.

Я хочу, чтобы небо раскололось, чтобы оно опустилось на землю, пролившись дождем звезд и своих секретов. Если итогом станет погибель, то пусть, ибо я хочу… нет, мне необходимо знать, существует ли что-то поистине важное за пределами того, что открыто моему взору.

Я хочу, чтобы небо раскололось…

С тех пор ученые, студенты и журналисты тщетно искали утраченное продолжение романа и словарь созданного Бронвин языка.

Чарли прочел достаточно, и голова его была полна фактов о жизни женщины, судьба которой каким-то образом сплелась с судьбой его отца. Он встал, собираясь уйти из библиотеки. Он обещал Арчи заглянуть в банк и подписать кое-какие бумаги, прежде чем пойти выступать с «Парнями» в паб «Пенни».

Собрав книги, он помахал на прощание некоторым знакомым и вышел в залитый солнцем морозный вечер на Сент-Джеймс-сквер. Всегда шок, когда покидаешь комнаты, где царит тишина и пылинки пляшут на свету.

Чарли перекинул через плечо портфель и направился в банк; мысли его вращались вокруг тайного языка, который создала и спрятала от мира та женщина из Америки.

Он думал о ее дочери Кларе и о внучке, пытаясь представить их себе. Думал о своем отце, о том, мог ли тот иметь какое-то отношение к исчезновению писательницы. Думал о проклятии гениальности Бронвин и удивлялся тому, что отец мог покинуть дочь после того, как обратил ее в вундеркинда.

Ему хватало ума понять, что, погружаясь в чужую жизнь, он убегает от своей собственной. Он искал забвения от печали, увлекшись тайной женщины, чьи бумаги оказались спрятаны в библиотеке его отца, образуя связь, непонятную для него, но с неудержимой силой манившую в мир этой загадочной американки.

Глава 13

Клара

Атлантический океан

– Привет!

Я вздрогнула и села, смущенная, что меня застали спящей. Винни дремала у меня на плече; обе мы примостились на диванчике в корабельной библиотеке. Я заморгала и закрыла рот. Ну и зрелище, надо думать, я собой представляла в своем желтом непромокаемом плаще, с влажными от дождя волосами, запрокинутой головой и широко раскрытым во сне ртом.

На третий наш день на борту «Юнайтед Стейтс» океанский лайнер то опускался, то поднимался на штормовых волнах, и мы с Винни нашли убежище от морской болезни в библиотеке.

Я увидела мужчину с красным лицом, седовласого и с бородой, как у Санта-Клауса. Это его голос вырвал меня из забытья, в котором я падала, падала, падала из широко раскрывшегося неба, пока не вспомнила вдруг, что умею летать. И как раз уже собиралась расправить крылья.

– Привет. – Я хлопала ресницами, стряхивая сон. – Простите. Мы, верно, задремали.

– Это точно. – Он хохотнул и поправил жилет в шотландскую клетку. Мужчину обволакивал аромат трубочного табака и чего-то древесного, и запах этот показался на удивление уютным.

– Корабль… – проговорила я. – Его… не качает.

– Да, шторм миновал. А может, мы прошли сквозь него и оказались на другой стороне.

– Ох, слава богу! Как видите, я не слишком хорошо переношу качку.

– Любому, кроме самых закаленных, будет не по себе в такую непогоду.

Его английский акцент стал теперь очевиден, и мне подумалось, не такого ли типа мужчиной окажется Чарли Джеймсон: пожилым человеком с бородой и в очках без оправы, с умудренным годами добрым лицом и склонным к шутке. Я совсем не расспрашивала Чарли о нем. Сколько ему лет? Где он работает? Мне известен только адрес его дома на Сент-Джеймс-сквер.

Винни проснулась и принялась тереть глаза.

– Как я