Отречение - Алиса Клима Страница 22

Вера посмотрела на него; в глубине его глаз была запрятана грусть. Она понимала, что Ларионов желал сказать ей – ее друзья хотели, чтобы она побыла с ним, потому что знали, что это его обрадует, как ничто другое. Они подарили ему этот вечер с ней…

– Мне было очень хорошо, – добавил он.

Неужели он думал, что его общество было так тягостно для нее?!

– Мне ведь тоже было хорошо, – сказала Вера, щурясь от ветра.

– Ступай скорее, – промолвил Ларионов. – Ты замерзнешь.

Вера набросила платок и побежала через плац в барак, а он смотрел ей вслед, как водится, пока она не исчезла за дверями. Вера чувствовала смятение: их отношения с Ларионовым приобретали новую окраску; она видела его смущение своим положением, и у нее не хватало смелости дать ему понять, что ее совершенно не волнует его увечье, и она никак не могла попросить его простить ее.

Вера решила, что будет лучше для них обоих не провоцировать более близкие отношения. Ей казалось, что необходимо принять свою судьбу – они встретились после десяти лет разлуки, в нем вспыхнула страсть, и после стольких событий в лагере они стали духовно более близки, но Вера считала, что он покровительствовал ей теперь из-за того, что когда-то питал к ней и ее семье нежность.

Вера всю ночь обдумывала будущее в лагере и все осмысленнее утверждалась, что она не сможет переступить черту, разделяющую их, но и не желает более обижать его. Она успокоилась внутренне, приняв решение держаться с Ларионовым тепло, как она то и чувствовала, но встречаться только по деловым вопросам.

Однако в душе ее уже разрослось другое к нему чувство, и ей было сложно вернуться к прежнему состоянию. Она догадывалась, что однажды жизнь ее станет невыносимой от разрывавших душу противоречий. Мысль о побеге она оставила. Быть может, стоило написать прошение о переводе в другой лагпункт?

Это была безумная мысль, и Вера понимала все ее последствия. Но она хотела расстаться с Ларионовым. Только расставание могло решить дилемму – ей было трудно оставаться с ним сухой, но она была уверена, что любой более близкий контакт с ним приведет к тому, что ситуация станет бесконтрольной и может закончиться новыми трагедиями для них обоих, во всяком случае – болью.

Вера не признавалась, что причиной ее тревоги был страх отчуждения и предательства с его стороны. Возможно, Ларионов не осознавал этого, но Вера именно как предательство восприняла тогда его уход. Она была безотчетно влюблена в Ларионова, и ей так до конца и не удалось преодолеть разочарование. За несколько дней в Москве и на даче он стал ей ближе и дороже всех на свете людей. Ларионов не понял тогда, насколько глубокими и абсолютными были чувства Веры. Приняв ее неопытность за каприз и тоже чувствуя боль и смятение, он предпочел исчезнуть. Невозможность счастливого исхода для него и Веры, особенно после случая с Подушкиным, сделала побег оправданным. А потом стало идти время, и он постепенно все больше отдалялся от Веры, все сильнее запутывался в собственной жизни. Но Вера не знала главного о Ларионове: он никогда до конца не мог позабыть радость, которую он ни с кем и никогда не знал. А с ней узнал.

Вера не понимала, что мужчины и женщины по-разному справляются с болью; ей казалось, что он предал ее, и предал легко. И именно эта видимая легкость была невыносимой. И даже его решимость встретиться с якобы нашедшейся Верой не ослабляла ее упрека. Да и не поехал он! Вере было грустно, что она жила с непрощением, как и то, что он этого не понимал и не знал, и поэтому она решила, что лучший выход для нее – отказаться от него самой.

Жизнь в лагере снова вошла в обыденное русло. Каждый был занят своим делом: дневальные, как обычно, носились по баракам; зэки, занятые на зоне, готовили, стирали, убирали, обслуживали зону, а те, кто работал на лесоповале, каждое утро уходили после побудки и переклички на делянки. Вера, Лариса и Инесса Павловна с разрешения Ларионова подготовили курсы для зэков, желавших получать образование. Вера продолжала прибираться три дня в неделю в доме Ларионова и после уборки или в свободные дни шла в библиотеку и занималась там с группами зэков словесностью.

Ларисе осталось вынашивать месяц, и она уже ходила, немного переваливаясь; у нее сильно болела спина, и Ларионов максимально ограничил ее рабочие часы. Она помогала в бараке, где жили мамки с детьми, готовилась принять на себя вскоре обязанность тоже быть матерью. Она расцвела и казалась полнее из-за небольшой отечности, свойственной женщинам на последних сроках беременности.

Вера стосковалась по работе в школе, и Ларионов издали наблюдал ее энтузиазм, с которым она преподавала ворам и убийцам, мечтая сделать их души светлее. Он знал, что Вера была идеалисткой, и поэтому ей было особенно тяжело смириться с реальностью, в которой жила страна. Это беспокоило Ларионова, смотрящего на жизнь с мужским скептицизмом. Он считал, что идеалистическая картина мира – в глазах смотрящего и с действительностью имеет мало общего. Может, поэтому его так всегда тянуло к Вере; к свету, исходившему от ее души, надломленность которой сейчас он понимал лучше. Он замечал, что она стала замыкаться в себе, снова избегала встреч. Но теперь в этом не было враждебности. Она была погружена в свои мысли, все время обдумывала что-то – это он видел по тому, как смотрели вдаль ее глаза, словно пытаясь отыскать там ответ на мучительные вопросы.

Ларионов был озадачен этим состоянием Веры. Он знал по опыту, что, когда Вера замыкалась в себе, она искала путь – одна, не обсуждая свои метания с другими людьми, не советуясь, не терзаясь прилюдно, не задавая неудобных вопросов. Она просто потом приступала к выполнению своего решения, и это Ларионова тревожило. Но он не знал, как подступиться к ней, чтобы не быть навязчивым и не нарушать ее стремления быть в уединении. Он не понимал действительных причин отчуждения Веры. Первое, о чем он подумал, было ее нежелание находиться с ним рядом из-за возможного отвращения; но потом он решил, что это все же было связано с их прошлым. Ларионов знал, что Вера изменилась и никогда не заговорила бы с ним об этом сама из-за гордости. Да и после его решения ехать в Москву на встречу с ней они так и не