Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов Страница 22

– Хорошо у вас, небось, летом? – мечтательно вздохнул Падуров. – Река, свежий воздух, сады зеленые, степной ветер… Не то что у нас, в душном, пыльном городе, среди грубой солдатни и вечно пьяной мастеровщины.

– Пьяниц и у нас в городке хватает, – улыбнулась Варвара. – Без мордобоя ни один пресветлый церковный праздник не обходится.

– Эх, Россия, Россия, азиатская ты наша сторонушка! – горько вздохнул сотник. – Никогда не бывать тебе европейской цивилизованной страной, о чем покойный император Петр Первый мечтал.

– А нужна ли нам та цивилизация? – спросила Варвара. – Жили без нее наши родители, и мы как-нибудь проживем.

– В грязи и коровьем навозе по шею! – уточнил сотник.

– Ну так что с того? Зато корова молоко дает, – пожала плечами Варвара.

2

Сотник Падуров еще несколько раз встречался с казачкой. Вечером, накануне ее отъезда из Оренбурга, гуляли за городом, возле Менового двора. Падуров предложил сесть на небольшой пригорок сбоку дороги, кинул к ногам Варвары свой новенький форменный чекмень.

– Так и сам к стопам твоим припаду, дорогая Варвара, – напыщенно говорил взволнованный сотник. – По нраву ты мне пришлась, скрывать не стану. Все бы отдал за…

– Я замужняя женщина, Тимофей Иванович, – погрозила ему пальчиком молодая казачка. – Не забывайся, пожалуйста, и охлади свой пыл. Давай останемся друзьями.

– Так муж с женой и есть наипервейшие друзья-товарищи, – не отставал Падуров.

– Опять ты за свое, – сердито сказала Варвара. – У меня шестеро ребятишек, окстись, Тимоша… Где ты раньше был? Я ведь, как и ты, оренбургская. Земляки мы с тобой.

– Я думаю, муж и дети в таких делах не помеха, – залихватски тряхнул густым русым чубом, выбившемся из-под шапки, горячий, как необъезженный конь, сотник. – Я ведь не под венец тебя зову…

– Остынь, бесстыжий, что говоришь! – сердито вскрикнула казачка.

Вдруг невдалеке весело запиликала гармошка, и молодые, луженые глотки в три голоса загорланили матерные песни.

– Бердские, небось, гуляют, – только и успел вымолвить Падуров, как их окружила внушительная толпа молодых парней-казаков из недалекой отсюда слободы Берды. С ними было и несколько молодых, хохочущих во все горло девах. Парни были сильно навеселе и вели себя агрессивно.

– А-а, ваше благородие, господин сотник с нашими девчатами забавляется, – нахально крикнул один, высокий и плечистый молодой казак, стоявший справа от гармониста.

– По гляделкам ему, Фома! А девку – по кругу, – посоветовал ему кто-то.

– Не замай, оглобля! – решительно шагнул навстречу буяну сотник Падуров, хватаясь за эфес шашки.

– Братцы, наших бьют! Бей сотника! – провокационно заверещал гармонист, снимая с плеча инструмент и передавая стоявшей поблизости девке.

Сзади Падурова кто-то с силой огрел сучковатой дубинкой. Нападавший метил в голову, но промахнулся, и дубина, скользнув по уху, обрушилась на плечо. Варвара, рванувшись к сотнику, закричала, но ее перехватили сильные мужские руки, зажали ладонью рот, поволокли в темноту.

Падуров в два прыжка настиг тащившего Варвару молодца, схватил его за шиворот и, с силой крутнув к себе, смачно ударил в зубы. Молодые ядреные зубы казака звонко щелкнули. Он отпустил женщину, не устояв на ногах, полетел на землю, нечленораздельно замычал. Схватившись за челюсть, выплюнул на ладонь несколько выбитых зубов. Варвара в испуге прижалась к широкой груди Падурова. Тот, выхватив шашку, плашмя, что есть силы рубанул по спине засучивавшего рукава форсистого городского казакина гармониста. Боец, с громким воплем, как ошпаренный, отлетел от сотника. Парень с дубиной в другой раз подкрался к сотнику из-за спины, замахнулся для нового удара.

– Тимофей, сзади! – предупредительно крикнула Варвара и первая, не дожидаясь Падурова, кошкой метнулась на казака, норовя когтями выцарапать ему глаза.

Обернувшийся сотник ловким ударом шашки разрубил его дубину напополам, быстро перебросил шашку в левую руку и точным, бойцовским ударом кулака в лоб, в переносицу, опрокинул казака навзничь. Варвара храбро кинулась на другого обидчика, повалила его на землю и стала быстро и сильно мутузить кулаками по чем попало. Парень, отбрыкиваясь, беспомощно барахтался под ней и никак не мог встать.

– Молодец, Варюха! Так его, злыдня, – подбодрил подругу разгоряченный сотник и бросился, посвистывая над головой шашкой, на целую толпу оробевших парней. Те, побросав выломанные перед тем дубинки, опрометью прянули в рассыпную.

На месте побоища осталась сиротливо лежать гармонь, потерянная кем-то шапка да просивший пощады парень, которого оседлала Варвара. Сотник поставил его на ноги и нравоучительно сказал:

– Ступай, оглобля, в деревню и передай своим, чтоб и дорогу в Оренбург забыли, не то последних зубов не досчитаются. Это говорю я, сотник Тимофей Падуров, депутат московской Уложенной комиссии! Так и передай.

Варвара нежно погладила его по щеке, потерлась своей щекой о его плечо.

– Ты смелый, Тимофей… Не то что наши, яицкие, семеро одного не боятся!

– Да и ты, Варюха, не из робкого десятка, здорово парней мутузила, – похвалил Падуров.

– Я же тоже оренбургская, как и ты…

Глава 15

Новый атаман тамбовцев

1

Пока Варвара гостила в Оренбурге у тетки, в Яицком городке на очередном кругу наконец-то выбрали нового войскового атамана. Им стал простой казак войсковой стороны Петр Тамбовцев, которого старики по привычке продолжили называть между собой Петькой и вспоминали, как посылали его не так давно на базар за семечками и орехами и драли иной раз за вихры. Непослушная сторона ликовала: наконец-то они утерли нос старшинской стороне и выбрали угодного им атамана!

Однако эта радостная весть совсем не коснулась Михаила Атарова, который продолжал пластом лежать у себя в хате, после того как ему по пьянке проломили череп. Кто его бил, Михаил так и не узнал, решил, что кто-нибудь из чужаков, из залетных. Их много теперь шлялось по Яицкому городку: беглые мужики из заволжских помещичьих имений, солдаты-дезертиры из степных крепостей и городских гарнизонов, утекшие с Дона и Терека раскольники, гонимые властями за крест и бороду, спасающиеся на Востоке от регулярства и притеснения «москалей» запорожцы, покинувшие свои улусы калмыки, ногайцы, киргиз-кайсаки и всякий другой сброд. Часть их трудилась на хуторах у старшин и зажиточных казаков, часть подрабатывала в городке и на рыбных промыслах у откупщиков, часть бродяжничала, промышляя мелким воровством, а то и разбоем на больших дорогах.

За отцом присматривала дочь Нинка и забегавшая изредка проведать больного братца старшая его сестра Марфа. У нее на попечении оставалось трое его младших ребятишек, да плюс своих трое. Борис в городке не появлялся, продолжал пасти бородинских овец и ничего о беде, случившейся с отцом, не знал. А старший сын Евлампий нес службу на форпосту.

Нинка о приключившейся с ней беде в тот памятный вечер никому не сказала. Ей было