Это застряло в памяти - Ольга Львовна Никулина Страница 21

Утром в понедельник было всё как прежде: хлопали двери, свекровь упрямым стуком в дверь будила своего сына, он привычно чертыхался, в коридоре кряхтела и постанывала старушка, тётя Паня тащила её в кухню, кормила завтраком, потом в в кресло у окна, в кровать, обратно в кухню и детским голосом всё время приговаривала: «Ой, люли, люли, люли, прилетел голубчик, кушай, бабуля, супчик, гуси прилетели, на головку сели, топ, топ, в кроватку шлёп, спи, бабуля, сладко, дам тебе шоколадку…»

* * *

Шли недели, и ничего не менялось. О прогулке на лыжах пришлось забыть. С родителями Лёля поговорила. Мама с пристрастием оглядела Лёлю:

– Ты заметно похудела. Конечно, можете пожить и у нас, если там… Ты там плохо ешь, как я вижу. В конце концов, у тебя есть свой дом!

Но о перемене жилья молодой муж больше не заикался. Март был на исходе. Наконец Лёлины родители проявили активность. Мама заявила, что пора бы им с отцом познакомиться с матерью мужа. Наметили день встречи: вторая половина апреля, когда потеплеет, после Пасхи, в конце Светлой седмицы, в воскресенье днём. Лёлина мама занята только утром. Свекровь согласилась, даже как будто стала добрее.

Наступил день встречи. Боб купил цветы, вымыл до блеска «Антилопу». К часу тридцати дня, как было условлено, без происшествий подкатили к дому родителей Лёли.

Их встретили радушно, познакомились, Лёлин папа поцеловал Доре Михайловне ручку, прошли в столовую, сели за стол. Лёлина мама с Дарьей Петровной расстарались – на столе пирожки с разными начинками, салаты, икорка, затем суп-лапша, на второе – куропатки в сметане с брусничным соусом и маринованными сливами. Хванчкара, любимое вино Лёлиного отца. Естественно, первая половина застолья была посвящена недавнему полёту Юрия Гагарина в космос. Дамы наперебой восхищались его храбростью, миловидным лицом, выправкой и обаянием. Отец Лёли больше упирал на значение этого полёта в освоении космоса, на передовую роль советской космической науки. Лёля предупредила родителей, что свекровь идейная и чтобы они не допускали никаких привычных ехидных замечаний в адрес Хрущёва, не вспоминали кукурузу, Венгрию и другие события, Пастернака и вообще чтобы о литературе не говорили. Да и про роман «Не хлебом единым» не ляпнули, всё равно та читает только отзывы в газетах. Лёля много чего знала, в курилке института трепались о чём угодно, а родители вообще были в курсе всего. Произнесли тост за Гагарина, героя космоса. Но Дора Михайловна не преминула вслед за этим провозгласить тост за уважаемого Никиту Сергеевича Хрущёва, благодаря которому и т. д. Но тут произошёл конфуз. Дарья Петровна подавала суп, тост был произнесён при ней. Она поставила на стол супницу, расставила тарелки, но не ушла, а стоя в дверях в вызывающей позе, обратилась к Доре Михайловне с такой речью:

– Вот вы тут его восхваляете, а знаете, ведь он крестьян обездолил! Весь скот отнял, и птицу, и землю, и налог на фруктовые деревья наложил! Крестьяне своих коров, кормилиц, резать стали, чтоб план по заготовкам выполнить! Что, не правда?! Это что? Забота о народе? Польза народу? Вредительство одно, а не забота о народе! Опять голод начнётся! Люди опять из деревень побегут…

Сидевшие за столом пришли в замешательство, муж Лёли густо покраснел (он всегда краснел, когда злился), только Лёлина мама не растерялась. Строгим голосом, обращаясь к Дарье Петровне, сказала:

– Дарьюшка, вы не в курсе дела, потому что питаетесь слухами. Я давно вам советовала читать газеты. Я сама разолью суп. Спасибо.

Лёлина свекровь закивала головой, подтверждая необходимость за достоверной информацией обращаться исключительно к газетам. Лёля мысленно поставила маме пятёрку. Она знала, что мама газет не читает, и знала, как её родители на самом деле относятся к руководителю партии и правительства и к его реформам.

После куропаток под хванчкару Лёлин папа стал клевать носом, и его с улыбками милостиво отпустили подремать в кабинете на диване. Разговор продолжили дамы. Восхитились прогрессивным американским чернокожим певцом Полем Робсоном, уже не в первый раз приезжавшим в СССР с концертами. Вспомнили недавние гастроли известного итальянского тенора Марио Дель Монако и его триумфальное выступление на сцене Большого театра в опере «Кармен». Партию Кармен исполняла Ирина Архипова. Доре Михайловне посчастливилось попасть на один спектакль через родственника её близкой подруги Клары, оркестранта Большого. Дора Михайловна добавила, что Архипова тоже была на высоте, дуэт получился великолепный. К тому же дала понять, что смолоду была страстной поклонницей театрального искусства, не пропускала ни одной громкой премьеры, были такие возможности, поскольку получать билеты с брони было не трудно – позволяло высокое положение её отца. Вспомнили спектакль Таирова «Мадам Бовари» с Алисой Коонен, её завораживающий голос. Вспомнили и «Оптимистическую трагедию», потрясшую довоенную театральную общественность. Перешли к Мейерхольду. Обеим дамам посчастливилось побывать на его спектакле «Дама с камелиями» с Зинаидой Райх. Но Лёлиной маме захотелось обсудить подробности гибели самого режиссёра и, мало того, загадочной ужасной смерти его жены, Зинаиды Райх. Забыв предупреждения Лёли, она зарылась в глубь театральных домыслов и пересудов. Тут Лёлина свекровь занервничала и сказала, что им пора домой, там мамочка одна с сестрой, на которую слабая надежда. Дарья Петровна быстро подала чай со своим оставшимся от Пасхи куличом. Пирожки, остатки кулича и нетронутый шоколадный набор с оленем на крышке Лёлина мама завернула в большую салфетку и отдала Доре Михайловне в качестве гостинца для её мамочки. Лёлин папа вышел из кабинета, вежливо попрощался с новыми родственниками, снова поцеловал ручку гостье. Договорились, что в мае они нанесут ответный визит на Метростроевскую.

Весь званый обед муж Лёли молчал, переводя внимательный взгляд с одной собеседницы на другую, кивал головой и приятно улыбался. Лёля объедалась – дорвалась наконец до вкусной еды.

По дороге домой свекровь рассыпалась в комплиментах родителям Лёли. Однако не могла сдержать раздражения и заметила, что Лёлины родители свою домработницу «распустили», слишком многое ей позволяют. Доехали быстро. Они прибыли как раз ко времени, когда старушка должна была проснуться.

В комнате Дины певец выводил арию серенаду Дон Жуана: «…От лунного света зардел небосклон. О, выйди, Нисета, скорей на балкон!..» Но Дора Михайловна с Бобом занялись старушкой, после чего, прихватив термос с горячим чаем, шоколадный набор и кусок кулича, свекровь удалилась к себе, плотно закрыв за собой дверь. В тот вечер обошлось без криков и стука в стену. Потом молодожёны доели гостинец и запили его чаем. Не таким вкусным, каким их угощали родители Лёли.

Ответный визит на Метростроевскую не состоялся. Лёлина мама, извинившись, сказала, что её муж не поднимется по