Катарина - Кристина Вуд Страница 21

наравне с волосами и глазами… и иного быть не могло. Такую женщину по ошибке могли тут же приравнять к цыганам или евреям и насильно отправить в лагерь смерти. А так как я якобы являлась дальней родственницей семейства Шульц, то и соответствовать оным была обязана. Но я все еще не понимала, почему должна была разыгрывать тот спектакль перед гостями фрау Шульц…

Стоит отметить и то, скольким полезностям нас научила Генриетта. И белье пастельное грамотно крахмалить, и разглаживать его новым для нас электрическим утюгом (гладить с ним было одно удовольствие), и даже рубашки с платьями крахмалить; и одежду из разнообразной ткани штопать аккуратно и, что примечательно, разными способами; и шторки подвязывать в пышные элегантные банты; и цветочки красивые высаживать перед домом, и за чистотой и порядком следить ежедневно. Познакомились мы в усадьбе еще с одним странным и новым для нас приспособлением — пылесосом. Это была необычная машина с длинным хоботом как у слона и гудящим мотором как у автомобиля, которая собирала всю пыль, волосы и крошки с ковров! Впервые опробовав его, мы с девочками каждый раз чуть ли не дрались, чтобы пропылесосить все ковры в доме. По началу это было весьма необычно, увлекательно и даже удивительно, но не зря говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Хозяйка обмолвилась, что пользоваться они таким приспособлением начали еще с 1936 года, практически сразу же после того, как их пустили в производство в Германии.

Думаю, не только я, но и девчонки на примере нашей фрау убедились, насколько немки были хозяйственны, экономны и весьма практичны в быту.

Но не смотря на внешнюю идеальную картинку нашего быта, я была благодарна фрау Шульц за хоть и немногочисленные, но все-таки свободные прогулки по городу с ее сыном. Они были той кроткой частичкой свежего воздуха в жизни, которая последние несколько месяцев напоминала беспросветную холодную ночь.

Во время прогулок по Эрдингу никому из немцев не было до меня дела: я благополучно слилась в общем потоке дам со шляпками и элегантными платьями и мужчин в строгих деловых костюмах. Через парочку недель после моего назначения, фрау Шульц привезла из ателье три элегантных платья бордового, изумрудного и черного цветов, парочку миниатюрных шляпок им под стать, одну пару закрытых туфель на невысоком каблуке (благодаря которым я заработала кровавые мозоли), увесистое серое пальто на прохладную погоду и небольшую тканевую сумочку для достоверности. Раза с третьего я научилась правильно собирать волосы в изящный и аккуратный пучок: высокий для парадных выходов и низкий для повседневных. А также завивать волосы горячими щипцами, которые я могла одолжить в любой момент и у Амалии, и у Генриетты.

Первые разы мне было ужасно жутко выходить в люди в подобном одеянии. Казалось, каждый немец будет читать мои мысли и пытаться разглядеть унизительную нашивку «OST». А вальяжно расхаживающие конвои немногочисленной полиции будут бросать подозрительные взгляды и требовать показать документы, которых у меня не было. Но ничего подобного не возникало, что в первый, что в последующие разы.

На каждой послеобеденной прогулке с Áртуром, я скрупулезно считывала все указатели на немецком языке, изучала улицы, куда они вели и где находился тот или иной населенный пункт. Я не знала в какой стороне находится прачечная, куда увезли Аню, но хотя бы примерно понимала, как и на чем добраться до Мюнхена, и в каком направлении он находился. Пока мальчик молчаливо наблюдал за местными ребятами, я внимательно вслушивалась в разговоры прохожих, о чем они беседовали в пекарнях, в придорожных магазинчиках, что спрашивали у полиции. Была важна каждая зацепка, я не желала упустить ни одну деталь, которая могла оказаться решающей. Таким образом, я подтягивала свой немецкий, ведь без элементарных знаний языка я бы не смогла сдвинуться с мертвой точки. Но, к моему дикому сожалению, ни один немец в разговоре не упоминал ни остарбайтеров, ни каких-либо других военнопленных. Единственный раз одна женщина в очереди в пекарню поделилась с подругой новостью о новой партии пленных французов. Она упомянула, что их рассредоточат по всей Баварии, но ничего конкретного так и не сказала.

Я уже примерно понимала к кому из местных торговцев в случае чего прибегу за помощью, а кого стоило избегать за версту из-за нацистских настроений и более близкого общения с полицией. Обыкновенные офицеры полиции патрулировали улицы в темно-зеленой форме и без отталкивающих рун в виде двух букв «SS» на петлицах. Но все же имели нечто схожее с Мюллером — на рукаве кителя у них был все тот же черный манжет с двумя молниями и вышитой серебристой надписью «SS Polizei-Division».

Однажды во время третьей по счету прогулки по Эрдингу (кажется, это был сентябрь 1942), я по привычке разглядывала близлежащие старинные домики, завораживающие своей красотой, и одновременно считывала каждый указатель. Артур по обычаю держал меня за руку и перешагивал через каждую трещину на асфальте. Если вдруг он случайным образом наступал на небольшое расстояние между брусчаткой, то возвращался обратно на угол улицы и начинал все сначала. Так могло продолжаться два, три, а то и пять раз, и наша прогулка могла состоять только из подобных его своеобразных действий. Но тогда я еще не обращала внимания на звоночки в столь странном поведении мальчика.

Наконец, когда мы спустя целую вечность завернули на следующую улицу, я вдруг замерла на месте, не в силах пошевелиться. Возле входа в небольшое двухэтажное здание с двумя нацистскими флагами, стояли двое мужчин в разных военных формах, окруживших парочку автомобилей. Они курили, смеялись и беззаботно обсуждали очередную новость с фронта. Судя по вполне презентабельным кителям, все они являлись старшими офицерами, а красная повязка со свастикой на левой руке одного из них, подтверждала принадлежность к национал-социалистической партии Германии.

Среди них я практически сразу заметила до жути знакомое лицо. Алекс Мюллер не спеша потягивал сигарету, зажав ее между указательным и средним пальцами, и слушал рассказ товарища напротив. Я замедлила шаг, а затем и вовсе замерла на углу улицы, но Артур тут же потянул меня вперед, увидав друга семьи.

— Алекс! — закричал мальчик, чем опешил окружающих Мюллера мужчин. Они недоуменно оглянулись, и Артур тут же заключил офицера в дружеские объятия.

По телу пробежали мурашки, а спину обдало неприятным холодком.

— Юнгер манн, — ответил Алекс, тут же выбросив сигарету в ближайшую урну, и по-братски потрепал мальчика по волосам. Мне даже показалось, что он улыбнулся, но через мгновение, когда я уловила его обаятельную белозубую улыбку, уже