Дочери служанки - Сонсолес Онега Страница 2

– Но это трудные роды! – ответил хозяин дома.

Доктор перекрестился, переоделся в сухую рубашку и брюки дона Густаво, которые были ему отчаянно велики, поскольку доктор отличался худощавым телосложением; он был поджарым и не собирался толстеть.

– Где ванная? Мне нужно вымыть руки.

Исабела проводила доктора в ванную.

– Слушай, девочка. Вскипяти воды и принеси сюда, когда она остынет до теплой, – приказал он служанке, моя руки под краном.

Он вышел из ванной, вода капала у него с рук. Приблизившись к донье Инес, приложил губы к ее лбу и убедился, что у нее жар.

– Мы должны ее раздеть. Надо сбить температуру.

Дон Густаво стал раздевать жену, и доктор, как мог, помогал ему, поскольку ни время, ни место не располагали к застенчивости.

– Накройте ее тонкой простыней и скажите служанке, чтобы принесла какую-нибудь старую одежду.

– Доктор, у нее кровь, – прошептал дон Густаво, увидев расплывшееся между ногами жены красно-коричневое пятно.

Кубедо сказал, что нужна еще одна служанка в помощь, но дон Густаво ответил, что сегодня воскресенье и Рената ушла к себе.

– Однако ситуация непредвиденная, – настаивал доктор.

– По воскресеньям она отдыхает, – упрямо повторил дон Густаво.

Исабела вошла с тазом кипяченой воды. То, что она услышала, вызвало у нее такой гнев, что кровь быстрее побежала по жилам, однако она промолчала; в конце концов, она была всего лишь служанка, так зачем лезть не в свое дело?

Доктор Кубедо быстро давал наставления Исабеле.

– Поставь воду сюда, принеси какой-нибудь алкоголь для дезинфекции и мой саквояж, и еще принеси…

– Сейчас, доктор, сейчас.

– Повитуху из Виго не вызвали? – спросил доктор.

– Нет, доктор, не вызвали, – с сожалением ответила Исабела.

Кубедо почувствовал себя таким беспомощным, что приказал обратиться в имение сеньоров Сардина.

– Их служанка поднаторела принимать роды, – сказал он.

– Но только у животных! – воскликнула Исабела.

– И какая, к черту, сейчас разница?!

– К тому же она слепая! – Исабела никак не могла понять, как такая служанка могла бы помочь решить дело.

Дон Густаво трижды раздраженно отверг подобное предложение, на которое только он мог дать согласие.

– Нет, нет и нет! Ни под каким видом! Ни один человек из того имения не войдет в этот дом!

– Сеньор Вальдес, другого выхода нет. Мне необходима помощь! – повысил голос доктор. – Слепая та служанка или косоглазая, все равно, какая угодно!

Дон Густаво вышел из комнаты, но через несколько минут вернулся. Губы его были плотно сжаты. Он процедил всего лишь два слова.

– Пусть придет.

Исабела, видя, как встревожен доктор, со всех ног бросилась за служанкой. Зрачки у доньи Инес были расширены, и казалось, она вдруг поседела за одну минуту. Служанка распустила ей волосы, и они волной упали на плечи.

– Сеньора, дышите, дышите глубже!

Но донья Инес только кричала и кусала ногти от невыносимой боли. Живот был твердый, словно камень.

– Не нравится мне, что кровь будто бы пенится, – проговорил доктор.

– Что вы хотите сказать? – спросил дон Густаво.

– Такого не должно быть, но это происходит.

Дона Густаво не интересовало, что должно быть и чего не должно. Он хотел знать только, что означает пенистая кровь и не может ли его жена от этого умереть.

– Доктор…

Кубедо готовил укол.

– Доктор, – повторил он. – Она умрет?

Доктор поднял голову и посмотрел на него так, словно хотел убить взглядом.

– Не смейте больше задавать мне этот вопрос.

Дон Густаво подошел к кровати, донья Инес посмотрела на него, и глаза ее были полны такой печали, которая предшествует беде. Дон Густаво стал перебирать в памяти события своей жизни, время уже поглотило их, а будущее скрывал непроглядный мрак, но в этот момент ему показалось, что необходимо покаяться перед женой, хотя это было невыносимо. Когда-то инстинкт победил ощущение греха. Но ведь этот грех он совершил только с Ренатой. «Только с ней!» – успокаивала его совесть.

– Дай мне руку, Густаво!

Он не узнал ее голос – так он изменился.

Он поднес ее пальцы к губам и вспомнил их первые ночи в этой комнате, когда они предавались любви, на которую их благословила сама жизнь.

– Донья Инес, я сделаю вам укол, чтобы остановить кровотечение.

Доктор нарушил тишину, повисшую в комнате, но дон Густаво не слышал его. Он и не подозревал, что когда-нибудь его будет мучить чувство вины или что жизнь его накажет. Не то чтобы он хотел выжечь каленым железом свой поступок, но он готов был поклясться всеми святыми, что всегда любил только Инес, с того самого дня, когда впервые увидел ее, шестнадцатилетнюю, юную и свежую, словно утренняя заря. Воспоминание о другой женщине, ее криках наслаждения, ее сдавленных стонах вдруг проступили сквозь стены замка.

– Донья Инес, кровотечение остановлено. Сейчас я попытаюсь проверить положение плода. Дышите глубже.

Доктору понадобилась пара секунд, чтобы убедиться: ребенок идет ножками.

– Какого черта, где эта служанка из Сардины? – проворчал он.

Одетый в огромную рубашку с закатанными до локтей рукавами и брюки, ремень которых опоясывал его дважды, он утратил всю свою изысканность и элегантность.

В этот момент вошла Исабела в сопровождении специалистки по ветеринарному делу. Промокшие насквозь, обе женщины были, словно бестелесные призраки. Увидев их, и врач, и хозяин дома вздрогнули от испуга, будто им явилось некое зловещее видение.

– Святые небеса! Святые небеса! – вскрикнул доктор. – Какой ужас!

Повитуха по имени Маринья приблизилась к кровати и обратила незрячие глаза на донью Инес. Она положила руку ей на живот, затем осторожно ощупала ее между ног и жестом, не слишком подходящим для служанки, отвела руку врача.

– Оставьте это мне, – сказала она.

– У ребенка ягодичное предлежание, – отреагировал доктор.

– Да что вы говорите? Это я поняла еще издалека.

Маринья стала отдавать распоряжения присутствующим так уверенно, что в ее навыках нельзя было усомниться.

– Исабела, открой окна. Здесь такой воздух, будто стадо дьяволов собралось! Доктор, массируйте ей живот по часовой стрелке.

Девушка сняла мокрую одежду, попросила какую-нибудь сухую рубаху или что-нибудь в этом роде и опустилась на колени перед кроватью. Лицо у нее было как у маленькой девочки, даже не подростка, руки действовали на ощупь, а взгляд, всегда устремленный в темноту, выдавал того, кто никогда не видел лица смерти.

Много раз она принимала роды у коров, овец и собак, так что натренированными движениями она взяла ребенка за ягодицы и стала тащить его из материнской утробы, пока не отделила от нее навсегда. Донья Инес так и не узнала, насколько глубокой станет эта пустота внутри ее.

– Это девочка! – громко сказала Маринья, ощупав ребенка.

– Девочка! – повторила