Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина Страница 19

– Вы и об том знаете?

Дабы доказать императрице, что он в курсе событий, Орлов сказал:

– Генерал Потемкин передал Чернышеву ваш указ о порядке допуска во дворец во время собраний и куртагов армейских офицеров.

Екатерина сделала вид, что ничего особливого он ей не сообщил.

– Да, полагаю, весьма хороший указ. Пора наводить везде порядок, не правда ли, Алексей Григорьевич?

– Вестимо! Порядок должон быть везде, – согласился с некоторой иронией в голосе, граф.

После оного разговора Екатерина направлялась в свои покои с плотно сжатыми губами и злыми глазами, еле сдерживая слезы. Как надоели ей всевидящие Орловы! Как нелегко избавиться от их давления!

Бросившись в кресло, она долго сидела, приходя в себя. Нет, все-таки ей надобно набраться терпения и постепенно довести их влияние до минимума. Не надобно ей с ними вовсе видеться. Три месяца назад в Петербурге собрались четверо из пяти братьев Орловых и, князь Григорий Орлов поднес ей драгоценный алмаз по случаю ее тезоименитства. Примирение состоялось, но прежней близости с ним не было, зачем же мучить ее своими дурными замечаниями? Слава Богу, на днях сей пронырливый граф Чесменский отбывает в Ливорно.

Дабы снять напряжение, она написала записку своему любимцу касательно разговора с графом Орловым. Пусть оценит, на каковые беспокойства она испытывает из-за него.

«Часто позабываю тебе сказать, что надобно и чего сбиралась говорить, ибо как увижу, ты весь смысл занимаешь, и для того пишу.

А.Гр. у меня спрашивал сегодни, смеючись, сие: «Да или нет?» На что я ответствовала: «Об чем?» На что он сказал: «По материи любви?»

Мой ответ был: «Я солгать не умею». Он паки вопрошал: «Да или нет?» Я сказала: «Да». Чего выслушав, расхохотался и молвил: «А видитеся в мыленке?» Я спросила: «Почему он сие думает?»

«Потому, дескать, что дни с четыре в окошке огонь виден был попозже обыкновенного». Потом прибавил: «Видно было и вчерась, что условленность отнюдь не казать в людях согласия меж вами, и сие весьма хорошо».

Молвь Панину, чтоб чрез третий руки уговорил ехать Васильчикова к водам. Мне от него душно, а у него грудь часто болит. А там куда-нибудь можно определить, где дела мало, посланником. Скучен и душен».

Зато в тот день, в качестве награды за все неприятности, было получено прекрасное известие о доблестном победном сражении с Кубани. Получив сие известие, имевшем место третьего апреля, Потемкин потащил гонца в кабинет императрицы, неустанно повторяя: уж коли наши солдаты бьют врага, превосходящего в двадцать раз, то взять Царьград будет весьма легко! Представив государыне поручика Ржевского, он извел его своими вопросами, желая знать все подробности битвы у реки Калалах.

– Сказываешь, Матвей Платов, двадцати лет? – вопрошал он поручика Андрея Ржевского.

– Да, ваше Превосходительство, донской казак двадцати лет!

– Я всегда сказывал: казаки еще та сила! – восхищался Потемкин. – Суметь разбить двадцать пять тысяч турок, а среди них свирепых черкесов, арапов, сказываешь и некрасовских казаков?

– Так точно, ваше Превосходительство! Все они были объединены Девлет-Гиреем и Шабаз-Гирей-Солтаном.

– Какова же была цель их? – приветливо обратилась к нему государыня.

Поручик, развернувшись от Потемкина к ней, ответствовал четко и радостно:

– Их целью, Ваше Величество, было вырезать всю охрану обоза Платова и с ним Ларионова.

– Как же сей Платов сумел упредить нападение? – обратила свой вопрос Екатерина и Потемкину, и Ржевскому.

– А вот, умел сей офицер Платов, – опередил Ржевского Потемкин, – внимать предостережению, не пропустил мимо ушей. Честь и хвала сему воину! – воскликнул он. – Расскажи, пожалуй, поручик, еще раз об том. Послушайте, государыня-матушка, – попросил императрицу Потемкин. Екатерина, кивнув, устремила глаза на молодого поручика.

Ржевский, видный собой офицер, пышущий здоровьем, страшно волнуясь перед ней, стоя навытяжку, паки доложил:

– В ночь перед атакой к Матвею Ивановичу Платову подошел старый казак и сообщил, что птицы кричат как-то особливо, чего не должно быть. Он утверждал, дескать, таковое уже было перед неожиданным нападением на русских большого отряда турок. Платов, заподозрив ночное нападение, отправил за подмогой в штаб подполковника Якова Бухвостова.

Поручик, докладывая, немного смешался. Потемкин, подойдя к нему, похлопал его по плечу так, что тот чуть не присел. Весело взглянув на него, генерал восторженно изразился:

– Вот так наши орлы действуют, государыня-матушка! Семь раз отбивали наши атаки. Турки, потеряв сотни солдат, готовили восьмой, но тут подоспела пехота под командованием молодого подполковника Уварова, посланная Бухвостовым. Наши солдаты ударили в тыл врага картечью. Воображаю, как они побежали!

– Каковы наши и их потери в людской силе? – обеспокоенно спросила поручика Екатерина.

Потемкин, готовый ответить, подскочил со своего места, быстро зашагал вокруг стола.

– То меня и радует, государыня-матушка, что наших убито восемь человек, а бусурманов – пять сотен, среди них два султана и черкесский бей!

Екатерина радостно улыбнулась.

– Так мои солдатушки не хуже героических греческих спартанцев! – радостно заметила она. – Токмо их было триста, а моих – в пять раз поболее!

Потемкин, несколько смутившись, напомнил:

– Но, матушка, сравнение не совсем удачное: триста спартанцев боролись с миллионной персидской армией Ксеркса, а турок, черкесов и прочих противников было в четыре раза меньше…

Екатерина укоризненно качнула головой:

– Колико я ведаю, Григорий Александрович, персы предупредили Спарту о начале войны, а турки, как тать, напали коварно, ночью, без предупреждения.

Потемкин улыбнулся, согласно кивнул:

– Да, и естьли бы не сей молодой казак Платов, то все бы, как пить дать, полегли бы от рук свирепых бусурманов.

Лицо императрицы раскраснелось от волнительной новости: – Сей же час прикажу наградить, – сказала она, – стойкого и отважного Матвея Платова золотой медалью: «За ревностную службу».

– А подполковника Бухвостова – непременно орденом Георгия, – предложил Потемкин. – Понеже неизвестно чем бы кончилась сия Калалахская баталия, буде он не успел прислать в помощь свою пехоту. Да и старого казака подметившего фальшивых птиц, надобно не забыть!

Екатерина обратила свой взгляд на гонца и милостиво изволила молвить:

– Надобно отписать о сей баталии в «Санкт-Петербургских новостях». Поручика же Ржевского за знатное известие мы изволим наградить следующим чином.

Ржевский, не чуя ног от радости, уже закрывал за собою дверь, когда паки услышал слова Потемкина:

– «Греческий прожект» с такими, как Платов, мы осуществим, Катенька, без всякого сумления!

* * *

Хотя и не любила Екатерина Алексеевна свой день рождения, напоминающий о ее не молодом возрасте, свое сорока пятилетие, несмотря на то, что шла война с Турцией, Пугачевские бунтовщики угрожали Москве, шли поиски самозванки, претендующей на русский трон, императрица отпраздновала отменно! Праздновала она его впервые, несмотря ни на что,