Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер Страница 19

– Что за срочность такая у тебя, чтобы беспокоить меня здесь?

– Прости, отец. Но мне нужны деньги.

– Тебе жалованья офицера моей армии не хватает?

Аббас сделал глубокий вдох.

– Мне придется уехать.

Махмуд выпрямился и заткнул большие пальцы за широкий серебряный пояс. Он живо напомнил Аббасу огромного бурого медведя, некогда виденного им в лесу под Беллуно. В тот раз зверь вот так же предстал перед ним в полный рост, правда с десятью стрелами в спине. Сюда бы лучников, промелькнуло в голове…

– Куда это?

– В Испанию.

– Зачем тебе в Испанию?

– Я тайно встречаюсь с одной женщиной. Мы с нею планируем покинуть Венецию как можно скорее.

Махмуд покачал головой.

– Ты дурак, – сказал он.

– Я люблю ее.

– Я в твоих чувствах смысла не вижу. Ты же нам обоим, считай, головы на плаху положил.

– Когда все свершится, Гонзаге придется с этим смириться. Год, от силы два, – и я вернусь в Венецию.

Махмуд покачал головой.

– К твоей изобретательности еще бы толику ума. Как ты исхитрялся обманывать Гонзагу так долго, я не знаю, но ты даже не помышляй о том, что он когда-либо простит тебя после того, как узнает, что ты наделал. И мне не простит. Он же вспоен змеиным ядом вместо молока.

– После того, как мы обвенчаемся, что он сможет поделать-то?

– Много чего. Кто-нибудь еще знает об этом?

Аббас покачал головой.

– Хорошо.

Удар был столь неожиданно внезапен, что Аббас на ногах не устоял, а просто вдруг оказался на полу со сводчатым потолком перед глазами. В ушах гудело, во рту был вкус крови.

Махмуд поднял его как перышко одной рукой и припер к стене.

– А теперь слушай меня. Я тебя люблю и не позволю разрушить твою собственную жизнь – и мою заодно – по порыву юношеской похоти. Купи себе любовницу, а Джулию Гонзагу оставь в покое. Понял?

Аббас опустил голову отцу на плечо и дождался прояснения чувств. Тут он почувствовал, что хватка отцовских пальцев ослабла. Как только это случилась, он вырвался и, пошатываясь, ринулся прочь.

– Прощай, отец, – сказал он, вываливаясь за дверь.

Никому из Magnifico по закону не полагалось беседовать с капитаном-генералом армии один на один. Члены Consiglio di Dieci пуще всего опасались, как бы кто-либо из знати не попытался использовать их армию против них же. Поэтому Махмуда повсюду сопровождали два сенатора. Были они при нем и тем ранним утром, когда Махмуд ворвался в частные покои Антонио Гонзаги.

Гонзага восседал в дальнем конце помещения спиной к окну со свинцовыми стеклами. За окном на фоне сиреневого неба чернели купола Сан-Марко.

– Мое глубочайшее почтение, преподобный синьор, – пробормотал Махмуд и склонился в поцелуе к рукаву мантии Гонзаги.

– Мне сказали, ты хочешь видеть меня по делу неотложной срочности, – сказал Гонзага, переглянувшись с двумя сенаторами. – И дело это частное, а не государственной важности, если я правильно понял?

Махмуд замялся от смущения. Лучше бы это было обсудить наедине с Гонзагой, но закон не позволял.

– Дело в наивысшей мере деликатное, синьор…

– И оно имеет отношение к делам сердечным, не так ли?

Махмуд с облегчением понял, что Гонзага уже знает. Это упрощало обсуждение при двух сенаторах, которые уже облизывались в предвкушении скандала. Нужно попридержать языки в присутствии этих господ.

– Так вы уже отчасти в курсе событий?

– Знаю только, что некой юной даме достало наглости тайком передавать своей подруге письма от одного зарвавшегося юнца. Отношу это на буйство молодости.

– Мне нужно было убедиться, что вы в курсе ситуации.

– Подобные неосторожности, конечно же, недопустимы. Но я ценю, что вы пришли меня предупредить. Заверяю вас, что мною уже приняты все необходимые меры для пресечения этих глупостей, дабы эти юные особы не отбились от рук.

– С облегчением вижу, что вы хорошо осведомлены.

– Примите мою благодарность, генерал. Но могу я все-таки спросить, как вы сами об этом проведали?

Махмуд чуть помедлил с ответом. Теперь, когда есть все шансы замять скандал в зародыше, какой смысл раскрывать Гонзаге, что сам он своего сына со вчерашнего вечера не видел?

– От самого молодого человека. Его долг – служить Венеции. Как и мой.

– Не расстраивайтесь. У нас все предусмотрено.

Махмуд откланялся. Покидая палаццо, он убеждал себя, что все, в конце концов, обойдется.

Глава 22

Аббас держался в тени. Денег ему хватило на оплату места для них на купеческой галере, отплывающей с утренним отливом, только до Пескары. Как и на что им оттуда добираться до Неаполя и дальше в Испанию, он понятия не имел, но был уверен, что что-нибудь придумает. Главное для него было вызволить Джулию из палаццо Гонзаги и сбежать из Венеции.

Весь тот день Аббас прятался на Джудекке в квартире, которую Людовичи снимал для своей любовницы. Вечером, заглянув его проведать, Людовичи сообщил Аббасу, что солдаты Махмуда рыщут за ним по всему городу и переворачивают вверх дном гостиницы и таверны.

– Что будешь делать?

– За меня не беспокойся, – сказал Аббас. – Я и так тебя сверх всякой меры в это вовлек.

– Игра теперь пошла смертельно серьезная. Я ведь тебя предупреждал.

– Это не игра, и для меня все это изначально было смертельно серьезно. – Аббас кивнул в сторону темноволосой девушки, хмуро наблюдавшей за ними из угла комнаты. – Она все думает, что ты решил ею со мною поделиться. Заверь уже ее, что я сегодня же ночью отсюда уберусь, оставив твой дом и твою любовницу в целости и сохранности.

– И куда отправишься?

– Даже тебе не могу сказать. – Аббас обнял его. – Спасибо тебе. Ты самый лучший друг, какой только может быть у человека.

Людовичи сунул ему в ладонь увесистый кошель. Аббас не протестовал. Без этого ему бы в Пескаре по прибытии было и на хлеб не наскрести.

Куранты на Piazza San Marco пробили полночь, и он поплотнее укутался в плащ. Гондола была пришвартована и ждала его у ступеней под мостом.

Людовичи был прав: он же ничего о ней не знает, подумалось Аббасу. Но ведь любовь – не в знании; познается все лишь в браке. А любовь – это волнение, тайна.

Тень метнулась из проулка по ту сторону моста.

– Джулия!

Аббас ринулся к ней через мост. Завидев его, она повернулась к нему спиной. Но, прежде чем молодой человек успел настичь