Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) - Владимир Николаевич Земцов Страница 16

Одновременно с Аксо лошадей потребовал и Эбле – чтобы транспортировать артиллерию[287].

Лошадей, как известно, почти не было.

21 декабря император присутствовал на заседании административного совета по внутренним делам. Был ряд приемов. Ни одного письма за этот день, продиктованных или вышедших из-под его пера, не выявлено[288].

Послание, подготовленное Мюратом для императора 22 декабря, вряд ли можно назвать содержательным. Король Неаполитанский писал прежде всего о приближающемся новом годе, желал Наполеону счастья и чтобы год был безоблачным, «если небо это услышит». «Я также посылаю вам письма моих детей; их пожелания так же искренни, как и мои», – отметил он.

По мнению короля Неаполитанского, Наполеон к вечеру 21 декабря уже прибыл в Париж, так как Бертье получил письмо от Коленкура, которое было отправлено во время пребывания императора в Меце[289].

Описывать состояние армии и оперативную ситуацию Мюрат не стал, сославшись на то, что это сделает Бертье. Он только выразил обеспокоенность движением Макдональда к Тильзиту и заявил, что, если маршал достигнет этого города, можно будет прикрыть Пруссию X корпусом и дивизией Эделе.

Что касается ситуации в Кёнигсберге, то, по его словам, присутствие Главной квартиры в этом городе производит прекрасный эффект, и если бы «мы еще задержались, то обнаружили бы Кёнигсберг совершенно пустынным. Однако в настоящее время пруссаки ведут себя хорошо [Les Prussiens se montrent bien]». Общее же состояние дел Мюрат охарактеризовал как плохое (tout va encore bien mal)[290].

Несмотря на отсылку Мюрата к рапорту Бертье, его в тот день начальник Главного штаба, по-видимому, не написал. Единственное письмо от 22 декабря, адресованное им Наполеону, касалось кончины полковника (commandant d'armes de 3e classe) Ж. А. Боссе (Bosset), коменданта Смоленска, умершего 29 октября 1812 г., и необходимости обеспечения его детей[291].

Отсутствие рапорта Бертье императору ни в коем случае не означало, что 22 декабря активность Главного штаба снизилась. Мюрат в тот день потребовал от Бертье подготовить целый ряд приказов: о передвижении гвардии из Инстербурга в Кёнигсберг, а затем в Эльбинг или в другие места на Висле; об оставлении в Тильзите аджудан-командана (штабного полковника) Терье (Terriers), который должен регулярно сообщать новости о движении X корпуса и действиях неприятеля в этом районе; об эвакуации осадной артиллерии; о согласовании с генералом Бурсье вопроса о размещении главной квартиры резервной кавалерии в Эльбинге; о предании одиночных солдат, оказавшихся на левом берегу Вислы, военному суду как дезертиров[292].

Мюрат потребовал, чтобы части дивизии Луазона, находившиеся в Мемеле, «сохраняли его вплоть до последней крайности», ибо этот объект столь же важен, как Кёнигсберг и Тильзит[293]. В том же приказе король Неаполя поднял вопросы о составе 9-го лансьерного[294] польского полка и о движении кавалерийской бригады генерала Кавеньяка. Особое внимание Мюрат уделил пополнению армии конским составом. Четыре маршевых кавалерийских эскадрона, об отправке которых сообщил Бурсье в рапорте от 18 декабря, король Неаполитанский предложил направить «в соответствующие корпуса», ибо они были сформированы в основном из молодых рекрутов; 1500 лошадей, имеющихся на тот период в «различных депо», приказал посылать «в соответствующие полки» по мере того, как они будут формироваться; особое внимание, ссылаясь на мнение императора, рекомендовал уделить поставкам лошадей в 7-й и 8-й гусарские и 9-й лансьерный полки[295].

Бертье молниеносно реагировал на предложения Мюрата, издавая приказы от имени начальника Главного штаба. Так, сразу был издан «приказ дня» о предании военному суду одиночных солдат, которые оказались на левом берегу Вислы. Так как ряд частей и подразделений 34-й дивизии все еще находились на территории по левому берегу этой реки, в «приказе дня» подробно расписывалось, какие именно части дивизии уже находятся в Кёнигсберге[296].

Реагируя на приказ Мюрата об эвакуации осадной артиллерии, Бертье предложил королю Неаполитанскому познакомиться с письмом генерала Аксо, в котором излагалось реальное положение дел в этом отношении[297].

22 декабря Главный штаб получил послание от Бассано, помеченное Варшавой 17 декабря. В нем министр иностранных дел сообщал о 25 тыс. рекрутов, набранных в Великом герцогстве Варшавском. Одновременно сообщал о просьбе Понятовского перебросить в его распоряжение отдельные части, основу которых составляют поляки[298].

По-видимому, Главный штаб получил подобную просьбу непосредственно и от Понятовского. Бертье представил содержание этого письма Мюрату[299]. Мюрат допустил такую возможность. Исключение должен был составить 4-й полк Легиона Вислы[300]. Бертье по этому поводу подготовил письмо для генерала Дютайи, губернатора Варшавы, с требованием отправить 4-й полк Легиона Вислы силой 2094 человека на Кёнигсберг[301].

Бертье представил также Мюрату на утверждение кандидатуру генерала Луазона на пост коменданта Эльбинга вместо генерала Л. В. А. Байе де Латура, который был болен[302].

Между тем со стороны арьергарда стали приходить тревожные сообщения. Во-первых, Мортье, который вместе с гвардией продолжал находиться в Инстербурге, поведал о том, что «в минувшую ночь» по дороге на Гумбиннен происходили «многочисленные насилия», а именно группа вооруженных крестьян под предводительством прусского офицера стала нападать на французских солдат.

Мортье, проведя разведку, отправил против этих крестьян, «вооруженных плохими ружьями», подразделение солдат. Французы застали крестьян пьяными, собиравшимися под скрипку и трубу отпраздновать свой успех. Как можно понять по строкам документа, они были разогнаны, а их вожак схвачен. Им оказался некто Георг Хаузель (George Hausel), уроженец Майнца, солдат некоего полка «фузилеров-гренадеров». Его Мортье собирался предать военному суду.

В том же письме Мортье доложил, что вчера, 21-го, разведка генерала Кольбера обнаружила в Пильвишках семь или восемь сотен казаков и гусар. Местные жители сообщили о появлении неприятеля на дороге из Гумбиннена и выходе его к Шталлупёнену. Бургомистр Инстербурга уверен, что уже сегодня, 22 декабря, неприятель подойдет к Гумбиннену. Герцог Тревизский отметил, что на дорогах крестьяне постоянно нападают на одиночных солдат. Что же касается самого Инстербурга, то его бургомистр обещал сохранить в городе порядок.

Утром 22-го, по словам Мортье, Кольбер заявил, что под его началом ныне 19 офицеров и 200 унтер-офицеров и солдат; подразделения 19-го и 24-го конно-егерских полков находятся в наихудшем состоянии. Часть их он должен был вчера отправить в Данциг, поскольку ноги и руки у них обморожены и многим грозит ампутация[303].

В тот день, к двум часам дня, «штаб» IV