Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова Страница 15

Елень усмехнулась уголком рта:

— Так ты бы продал своего брата?

Щуплый оторопел, подлетел к ней и ударил в лицо, женщину мотнуло на веревках, но бруска из-под ног она не показала, подцепив его голыми пальцами. Из разбитой губы засочилась кровь, женщина ее облизала. Тут зашел красномордый с ведром воды. Щуплый перехватил емкость и опрокинул содержимое на голову несчастной матери. От ледяной воды сжалось сердце, и по всему телу прошла дрожь, она едва сдержала крик. Но вместо нее прокричала Сонъи. Она стояла с перепуганными глазами и плакала, зажимая рот обеими руками.

— А ну молчать! — заорал щуплый, и отвесил Сонъи звонкую оплеуху. Та от удара села обратно, закрыв лицо руками.

Елень дернулась к дочери, заскрипев зубами от злости. Ей было не разглядеть, что происходит в стойле, и она зарычала от бессилия:

— Уйди от моего ребенка, тварь такая!

Но красномордый не спал рядом. В ту же секунду он ударил ее под ноги, и брусок выкатился из-под чимы. В запястья тут же впились веревки. Елень взвыла от боли.

— Ах ты зараза!– взвизгнул щуплый, заметив брусок, и ударил женщину. Та, потеряв опору, даже не могла теперь уворачиваться от ударов. Ее мотало от одного к другому, где-то на заднем плане кричали дети. Палачей стало больше. И как они только вместились здесь все? Сколько же их? Пятеро? Дюжина? У некоторых даже палки в руках. Перед глазами плавал какой-то туман, а потом она вдруг перестала что-либо ощущать. Только карусель продолжала крутиться.

Очередная порция ледяной воды привела ее в чувство. Кое-как, превозмогая боль, она разлепила ресницы и посмотрела на озадаченные морды своих мучителей. Их опять было двое, а куда остальные подевались?

— Мама! Мама!!! — прорвался сквозь вату в ушах крик Сонъи. Елень посмотрела на нее, хотела что-то сказать, но не смогла. Челюсти свело — не разжать. А голова была тяжелая-претяжелая — не поднять.

— Мама! — отчаянный крик маленького Хванге.

— Да жива ваша мать, — пробормотал щуплый, запустил пальцы в ее волосы и оттянул назад, стараясь заглянуть в глаза своей жертве, — живучая тварь.

— Слышь, не померла бы, — промямлил рядом красномордый, — а то того и гляди, как бы самим башки не лишиться из-за какой-то бабы.

— Трусишь? — хмыкнул пренебрежительно его товарищ.

— А ты сможешь тягаться с сыном министра финансов? — парировал тот.

Щуплый оглядел свою жертву, которая сама даже не могла стоять на ногах, перевел взгляд на перепуганных детей и сплюнул на пол.

— Ладно, на сегодня все, — согласился он, — завтра будем вновь песни слушать. Отдыхай пока.

С этими словами он похлопал Елень по щеке и поплелся из конюшни. За ним ушел и красномордый, прихватив факел. Сонъи бросилась к матери. Та сама стоять не могла, ноги не выдерживали тяжести тела. Она и не знала, что ее тело такое тяжелое. Когда Шиу брал ее на руки, всегда говорил, что она легче пуха.

«Врал безбожно», — лениво скользнуло в голове.

Дочь подлезла, попыталась обнять, но Елень лишь застонала.

Хванге рыскал впотьмах в поисках ножа. Нашел, обрадовался. Как обезьяна забрался наверх, прошлепал босыми ногами по балке, на которой висела его мать, и принялся резать веревки.

— Хванге! — зашипела сестра. — Хванге, не смей!

Но мальчик словно не слышал. Он кромсал ржавым лезвием толстую бечёвку, сжав зубы от напряжения.

— Хванге, перестань! — чуть громче приказала Сонъи.

— Она не выдержит еще день так! — зашипел на непонятливую сестрицу мальчишка, не выпуская нож.

— Они накажут ее! Они накажут ее за это! Перестань! Они ведь убьют ее! — закричала сестра, заплакав навзрыд.

Мальчонка замер. Сбежать они не смогут, мама даже на ногах не стоит. Если эти шакалы найдут ее завтра без пут… а если, и правда, убьют?

Он нехотя спрыгнул с балки к сестре. Мама кое-как подняла голову, посмотрела на них и улыбнулась одними глазами.

— Ложитесь… в солому… холодно, — проговорила она. И тогда Сонъи подошла и обняла мать с одной стороны, а Хванге прижался с другой.

— Мама, так вам теплее будет, — прошептала девочка.

— Идите, — повторила Елень.

— Поспите, хоть немного поспите, — проговорила, закрыв глаза дочь.

— Я покараулю, мама, — тихо сказал Хванге, — мы успеем уйти, когда они придут.

Она чувствовала тепло своих детей, понимала их тревогу за себя, но… ничего не могла сделать. Абсолютно. То есть совсем ничего. Капитан Ким так и не вернулся. А если он вообще не вернется? Как поступят с ее детьми? Что ждет их? От этих горьких мыслей на глаза навернулись предательские слезы.

«Толку-то плакать?»— устало подумала Елень и опустила тяжелые веки.

Глава пятая.

Видимо, для тиранов минувшая ночь тоже не прошла даром. Когда они появились в конюшне, то обои едва стояли на ногах. Елень все так же висела посреди конюшни, едва касаясь ногами пола, дети смотрели зверьками на солдат из своего угла. Щуплый, распространяя вонь перегара, прошелся по конюшне, зачем-то заглянул в пустые стойла. А потом, так ничего и не найдя, бросил миску с водой детям, а сам вышел.

Пленники только перевели дух, как тот вернулся уже с миской риса. Он остановился перед Елень и стал есть из нее прямо у нее на глазах. Хванге судорожно сглотнул. Сонъи отвернулась. Мать молчала.

— Не хочешь накормить деток своих, а то того и гляди помрут с голодухи? — усмехнулся он.

— Мы не хотим есть! — хором провозгласили дети.

Елень, приподняв голову, просверлила его взглядом.

— Принеси им риса, — сказала она.

— А где же «пожалуйста»? — усмехнулся тот.

Елень с досады скрипнула зубами, но покорилась:

— Господин солдат, принесите, пожалуйста, чашку риса моим детям. Очень вас об этом прошу.

Тот расхохотался, плюясь рисом, и, обернувшись к детям, кивнул на их мать.

— Умеет, оказывается, просить, — усмехнулся он, — но ты ж знаешь, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Пой! Весели мое сердце, и я буду милостив.

Сонъи подскочила на ноги, хотела что-то сказать, но мать глянула на нее, и та осеклась, опустившись