Мёд и немного полыни - Мария Омар Страница 12

Еле добрели до телеги. Акбалжан, укрыв мужа тулупом, села вперёд и дёрнула поводья. Поторапливала кобылу, чтобы быстрее добраться до Каратала. Правду ли говорит доктор? Сказали бы, где помогут, поехала бы хоть в Москву, всё лучше, чем смотреть на эти мучения.

Дома Кужур метался в бреду, горячий, беспокойный. Разия-апа и Акбалжан сидели на полу и молились. Приходили односельчане. Присаживались рядом, шептали пожелания выздоровления и уходили.

На двенадцатый день Кужур пришёл в сознание и увидел рядом дочь. Еле ворочая языком, попросил увести её. Когда Олтуган вернулась, дом был полон людей. Женщины плакали.

Глава 27

Без мужа

В тот год Акбалжан постарела резко. Веки скорбно завесили внешние уголки глаз. Чёрная вдовья тоска снова поселилась в груди. Не такая удушающая, как когда она потеряла Кожабая. Знакомая, привычная. Не жаловалась, что от этого проку? Стоит дать слабину, начать себя жалеть – чернота разрастётся, как плесень.

Теперь она знала, как облегчить тягучую боль. Работать, петь и молиться. Со звуками песни выходит изнутри густая темнота, рассеивается на свету. Помаленьку, но выходит. Только петь надо, когда светло. С наступлением ночи – нельзя, тогда голос становится заунывным. Дочка перепугается.

Во сне делилась невысказанными чувствами с отцом. Седобородый аксакал в чалме участливо кивал, когда она рассказывала о своих горестях. Не осуждал, не учил, молча поддерживал.

Заглядывали подруга Саша и бабка Маслиха. Отвлекали незатейливыми разговорами, пили чай, щёлкали семечки, пряли шерсть.

Иногда приходила ночевать Разия-апа. Потеряв сыновей, она перебралась жить к дочери. Когда ей что-то было не по нраву, она, бормоча ругательства, собирала пожитки в жёлтый чемоданчик и отправлялась к снохе. Внуки везде ей радовались и не хотели отпускать, споря, кто будет спать рядом с бабушкой.

После ужина Акбалжан показывала Олтуган, как простёгивать корпешки да одеяла. К ночи старалась уснуть побыстрее, чтобы не таращиться в темноту.

Куантай служил в армии. У Райсы – двое малышей, свои заботы.

Олтуган исполнилось девять. Акбалжан посматривала на неё и не могла понять, скучает ли та по отцу. Вроде бы и нет. Дочка училась, играла, помогала по хозяйству. Когда посторонние жалели её и сокрушались, безучастно глядела вдаль.

После школы, пока мать была на работе, Олтуган пошла к старшей сестре. Райса накормила её и усадила нянчить детей.

– В магазин схожу, следи за Куанышем! – сказала сестрёнке.

Стоило Райсе выйти за порог, как прибежали подружки, позвали гулять. Маленький Куаныш мирно посапывал на кровати. Олтуган подпёрла его подушкой, чтобы не упал, взяла с собой четырёхлетнюю племянницу и ушла.

Вернувшись, Райса с порога услышала громкий плач. Забежала домой: малыш кричал, его личико побагровело от натуги, подушка валялась на полу. Рядом никого. Схватила сына на руки, выбежала во двор. У оврага заметила несколько фигурок, среди них одна в красном – Олтуган. Играет, значит! Райса кинулась туда.

– Ты почему бросила Куаныша?!

Олтуган вздрогнула и поджала губы.

– Я что, обязана за твоими детьми смотреть?

Райса наотмашь ударила её по лицу ладонью. Олтуган замерла, а потом закричала:

– А-а-а, теперь меня можно бить, да? Это из-за того, что у меня папки нет? Теперь можно, да?

Она выкрикивала из себя накопившуюся тоску по отцу, как прачки выбивают грязь из белья, хлестая его по ребристым доскам. Выплеснув своё детское горе и совсем обессилев, девочка опустилась на траву, размазывая по щекам слёзы грязными ладошками. Райса растерянно смотрела на неё. Потом обняла сестрёнку и тоже заплакала.

Часть II

Олтуган

Глава 1

Парашют

В Каратале переполох. Все бегут посмотреть находку сына Абдразаковых. Парашют запутался в ветвях карагача на окраине посёлка. Парнишка хватил ножом стропы и принёс домой белое полотно, которым можно укрыть целый двор. Повезло же! Мужчины спорят, откуда залетел парашют и куда делся его хозяин. Женщины щупают нейлоновую ткань и цокают языком – лёгкий материал, похож на шёлк. Мать Абдразаковых складывает его пополам, даёт один конец сестре и скользит с тонким присвистом ножницами по сгибу. Раздаёт по отрезу сельчанам. Дети в восторге. Обсуждают, как натянуть лоскуты на ивовые прутья, привязать верёвки да и запустить в небо воздушных змеев. Но матери отбирают ткань – в хозяйстве пригодится, крепкая.

Дети долго ещё бродили по лесу, надеясь найти новый парашют. Олтуган хотелось полетать на нём. Интересно, какой Каратал сверху? Спросить у мамы? Но ведь и она не знает, к тому же занята – шьёт из подаренной ткани сумку для продуктов. Раньше-то была вся в делах, а после смерти отца совсем перестала улыбаться. И с деньгами стало хуже. Правда, подруги Олтуган так же живут, а то и беднее. Многие остались без отцов после войны.

«Хлеб с картошкой есть – проживём! Бас аман болсын![45]» – часто приговаривает мама. Олтуган больше по душе отцовские слова: «У моей дочери должно быть самое лучшее!» Специально ведь ездил на попутке в магазин в казахский посёлок Студенческий – купить ей пальто. То самое, ярко-салатового цвета, которое потом высматривал издали. Олтуган невтерпёж было дождаться осени, чтобы похвастать перед подружками, надела пальто в тёплом августе. Вернулась перепачканной. И даже тогда отец не отругал.

Мысли Олтуган прервал голос Зубайды, половшей за забором траву в огороде.

– Акбалжа-а-ан! Была у Абдразаковых? Вечно им везёт!

Чуть покосившись в её сторону глазами, Акбалжан продолжала белить дом.

– А налоги, душат же, душат, – Зубайда тяжело выпрямилась, держась за поясницу. – На скот, на молоко, на яйца, на кур, скоро на кошек с мышами налог введут. Самим ни мяса, ни сметаны не остаётся.

Акбалжан посмотрела на небо.

– Қызым, солнце ещё высоко, успею побелить и внутри. Вытащи одеяла с подушками.

Олтуган стала развешивать на заборе постель. Вынесла и кипу облигаций. Эти листы бумаги, похожие на огромные купюры, давали вместо половины зарплаты, но купить на них было ничего невозможно.

– Сколько можно их держать, только место занимают, – проворчала Акбалжан и бросила облигации в печку.

С улицы раздались детские возгласы:

– Лохмотник, лохмотник!

Олтуган забежала в дом, схватила полный мешок. Волоком дотащила на дорогу, к телеге седого старьёвщика, возле которой уже сгрудилась толпа ребятни.

Маленькая Фатима отдала старику драный пуховый платок и получила мятный леденец в форме карандаша. Лёшка обменял на глиняную свистульку какую-то железяку.

Олтуган раскрыла мешок.

– Ну, что там у тебя? – равнодушно спросил старьёвщик.

Олтуган стала торопливо вытаскивать тряпки, кости, крышку от кастрюли.

– На, – старьёвщик протянул леденец.

– У меня там сапоги ещё.

– И что?

– Вы же за обувь монетки давали!

– Что за сапоги?

– Вот, это папкины, болотные, в них и рыбачить можно!

– Шустрая какая, – усмехнулся старьёвщик. Взял сапоги в руки, повертел и снова протянул леденец. – Прям на базаре тебе торговать. А сапог-то дырявый.

Олтуган покраснела.

– Я могу заклеить!

– Ладно, – старик достал из кармана монету и вложил ей в ладонь вместе с леденцом.

Каратальцы редко что выбрасывали. Съестное шло на корм скоту. Бумагу сдавали в макулатуру, железо – на металлолом. Взрослые одежду снашивали до дыр, а детские вещи передавали друг другу.

Из бересты дети варили на костре тягучую душистую чёрную жвачку. Кукол делали из деревяшек, рисуя глазки углём. Зимой, привязав гладко обструганные дощечки к валенкам, катались на замёрзшем озере.

Отдав деньги матери, Олтуган побежала играть в казаки-разбойники. Прячась за деревом, заприметила вдали белоснежное полотно.

– Парашют! – запрыгала она.

Вокруг вмиг собралась ватага. С воплями «Ура!», «Я первый!» дети помчались к лесу, где белел «парашют». Добежав, увидели, что на ветках висит простыня.

Оказалось, в лесной тиши городская барышня крутила роман с каратальским трактористом. Застигнутая врасплох, женщина спряталась в кусты. Дети застыли разинув рты, но тут раздосадованный мужик в семейных трусах гаркнул:

– Брысь отсюда, салаги!

Ох и быстро пришлось улепётывать!

Глава 2

Отличница

Наголо обритый второгодник Лёшка раскидывал руки, как иной рыбак показывает рыбину, которую якобы поймал:

– Вот такие огромные! Вкуснее конфет, зуб даю!

Разморённые дети грелись на обжигающем песке после прохладной уральской воды. Закапывали друг другу ноги, раскладывали