Великий комик Сергей Филиппов и его афоризмы - Коллектив авторов Страница 20

отпускал. То в глаз фонариком посветит, то просит закрыть глаза и вытянуть руки, то шею ощупывает, задаёт какие-то нелепые вопросы типа: как зовут? сколько лет? где работаешь? где живёшь? Молоточком по разным местам стучит для чего-то. Немец, одним словом. Пока доктор ей рассказывал, как она себя должна беречь и как осторожно надо ходить во время гололёда, вернулся Николаус. Он отвёз маму домой.

Она вышла на работу сразу же после праздников, не отсидев дома рекомендованную доктором неделю.

А Николаус – видно, сильно молодица ему запала в сердце, или чувство вины было сильное, Николаус, с немецкой пунктуальностью, каждый день стал присылать ей то корзинку с булочками и колбасками, то фрукты и сыр, то ещё что-нибудь. И всё – в корзиночках. В некоторых были записочки, что он очень сожалеет о произошедшем и всё справлялся о её ноге. Эти корзинки прибывали ровно две недели. Потом они как-то встретились, не случайно, конечно. Долго за ней ухаживал.

– Да уж, действительно, как в дешёвой мелодраме.

– Когда мне мать рассказала про это, я и сам не поверил. Но зачем ей лгать?

Конечно, она хотела замуж. А какая девушка не мечтает об уютном гнёздышке, о куче послушных детишек, о любящем муже? Отец её работал на этом же самом гвоздозаводе, где Николаус был управляющим. Пил сильно, как все русские мужики. Поколачивал по выходным жену. Она тоже работала на фабрике, где и Дуня. Кто не захочет уйти из такого дома? Ведь ей уже к двадцати катилось. Пересиживала в девках, всё никак выбрать не могла. Плохо, когда есть большой выбор, всегда есть шанс промахнуться. Она уже и согласилась было за старика, как ты говоришь, пойти. Да веры он был другой. А тогда ведь в церкви венчали, никаких ЗАГСов и в помине не было. Она ему там прямо и заявила, что она – православная и веры своей менять не собирается. Думала – отстанет, был у неё ещё на примете один кандидат в мужья.

– Ну баба Дуня даёт! Не промах! И запасной вариантик приготовила.

– Ты всё язвишь, Юрка! Спроси у неё сам, если мне не веришь.

– А что я у неё буду спрашивать? Неудобно как-то, а ты рассказывай дальше. Интересно очень, как в романе.

– А жизнь и есть сплошной роман. У одних она течет, как бурная река, у других – тянется, как сопли. И вообще, жизнь – вещь необычная. Мы с мамой решили, что я сам тебе всё расскажу. Ты должен знать. Жаль, Ипполитовна (бабушка Филиппова-младшего) этого так и не услышала. Поздно уже было, время уже ушло. Да, ладно.

А Николаус взял да и перекрестился, не поверишь! Принял православие. Среди немцев это бывало редко. От него почти все сородичи отвернулись. Перестали приглашать в гости, на праздники. Он маме потом рассказывал, что у некоторых заводчиков были на него виды. Он был мужчина в самом соку, крепко стоял на ногах, одной веры. А у многих были дочки на выданье. Да и вдовушки имелись. Они ведь как делали? Переженят детей, и капиталы укреплялись, и связи, производство процветало. Ведь все – свои.

В православии он стал именоваться Николай Генрихович Филиппов. Вот так моя мама и стала Евдокией Терентьевной Филипповой.

Рояль Бифштейн

Как-то отец меня спросил:

– А какой у вас рояль – Бифштейн?

– Нет, Бехштейн не нашли. Купили Беккер.

– Что ж, тоже неплохой инструмент.

Моряки часто страдают от ветров

(Из беседы с отцом, Филипповым Сергеем)

– Ну, как жизнь, чем можешь похвастать?

– Знаешь, папа, мы с мамой купили байдарку. Поставили парус. Выходили в залив несколько раз.

– Ну и как, нравится?

– Да нормально. Только вот недавно был сильный ветер. Мама не поехала, сидела на берегу. Я же не из трусов. Вышел. Вроде всё нормально было. Но сильный порыв ветра перевернул байдарку. Я был далеко от берега. Если бы не двое на моторке, не знаю, доплыл ли бы до берега.

– Да, – протянул папа, – моряки часто страдают от ветров.

Ночью все тётки серы

(Из беседы с отцом, Филипповым Сергеем)

– Что, вы там в Мухинском и голых тёток рисуете?

– А как же! Ты не представляешь, каких только оттенков в женском теле нет: красный, жёлтый, голубой, охра, киноварь. Мрамор. Кожа светится изнутри…

– Да ладно, ты мне тут урок цветоведения преподашь сейчас. Для меня так ночью все тётки серы.

– Так это ночью. Ты посмотри на них в солнечном свете, только не на твою, эту…

Музыкант хромал на оба уха

Были на концерте одного популярного певца. Я с трудом достал билеты и с еще большим трудом уговорил отца пойти на этот концерт. После концерта папа спросил:

– Юра, вот ты играешь на музыкальных инструментах. Тебе не показалось, что музыкант хромал на оба уха?

– Это ты точно подметил, было несколько раз, было.

Удушливо пахнет историей и культурой

(Из беседы с Трухановым Владимиром)

– Владимир Никитич, вы, наверное, помните, в 56-м году в Эрмитаже открыли выставку французских художников, где экспонировался и Матисс. Я в то время готовился к поступлению в Мухинское (ныне академия имени А.Л. Штиглица). С превеликим трудом вытащил отца на эту выставку – то у него времени нет, то еще что- то. Но он ведь и сам в молодости писал картины. По крайней мере, одна очень долго висела у нас. Называлась она «Укра тихаинская ночь», вместо «Тиха украинская ночь». На ней я помню луну, на которую папа использовал почти весь тюбик желтой краски. Она практически висела на полотне. Ну, это отступление. Отцу выставка очень понравилась. Он даже собирался еще раз сходить, летом, когда в театре не сезон. Вроде и вас собирался пригласить.

– Да нет, Юра, летом у меня дача. Сергей говорил об этой выставке. Восхищался. Говорил, как обухом по голове, что непременно надо увидеть. Да… Знаете, что еще Сергей сказал про Эрмитаж? «Пока идешь по залам Эрмитажа, чтобы добраться до французов, удушливо пахнет историей и культурой. Зал с французскими модернистами – это глоток свежего воздуха».

Оркестр играл на фаллопиевых и евстахиевых трубах и на