Скандал в Чайна-тауне - Стив Хокенсмит Страница 52

– Долгая история, – бросил я. – Итак?

– Дамочка, – начал он снова, – мы и есть Чайна-таунский отряд полиции. В полном составе. Нельзя же устроить рейд у Малютки Пита, не задействовав всех копов до последнего.

– Нельзя рейд у Малютки Пита никогда, Вуд-а-гейт! – отрезал Мастер.

Полицейский – очевидно, Вудгейт – мотнул головой в сторону двери:

– Попробуй сказать это ему.

Потом он шагнул к ближайшей витрине, где находился веер с драконом, последняя реликвия из коллекции китайских безделушек Малютки Пита.

– Ладно, сейчас наведем здесь красоту… – И Вудгейт занес над головой топор.

– Не сметь! – прогремел глава тонга.

И тут полицейский сделал нечто поистине удивительное, чего мы с братом, пожалуй, ни разу не наблюдали у служителя закона.

Он послушался.

– Ладно, – буркнул он, опустив топор. – Но вы ведь сами знаете, как дела делаются. Я должен здесь что‑нибудь порубить. – И он двинулся к дивану, на котором сидели мы с Дианой.

– Эй, постойте! – возмутился я. – Раз нельзя бить стекло, значит, нас под топор?

– Вставайте, – гавкнул Вудгейт, снова занося свое оружие.

Мы едва успели оторвать задницы от сиденья, как топор впился в спинку дивана.

Через полминуты от мебели остались только щепки и обрывки материи. Малютка Пит и Мастер просто стояли и смотрели на размахивающего топором Вудгейта с явным отвращением, однако мешать ему не пытались. Между взмахами я слышал грохот и звон из коридора – а также более глухие удары топорищ по телу и отчаянные крики боли.

– Не пора ли дать деру, пока не поздно? – шепнул я Старому и Диане и кивнул на Вудгейта, который опрокинул столик и принялся топтать его ногами (впрочем, только после короткого утвердительного кивка Малютки Пита). – Не то чтобы здесь опасно, но уж больно все это странно.

– Остаемся, – отозвался Густав. – Во всяком случае, я остаюсь. Если хотите убраться отсюда, пока можно, просто…

– Вы правы, – перебила его Диана. – Мы остаемся. В конце концов, нельзя уйти, не поговорив с…

– О, здрасьте-здрасьте… неужели это мои любимые железнодорожные филеры со своей филершей! – В комнату бодрой походкой вошел сержант Кэл Махони с откровенной ухмылкой на широком ветчинном рыле.

– Махони, – выдавил вместо приветствия Старый.

Диана предпочла дегтю мед.

– Ах, наш рыцарь в сияющих доспехах. Ну или в твиде. Вы со своими людьми появились как раз вовремя, сержант. Благодарю вас.

Фараон пожал плечами с напускной скромностью.

– Работа у нас такая. Вы не пострадали? А то я слышал… – Тут он наконец заметил некоторую странность в туалете вашего покорного слуги ниже пояса. – Эй, Техас, что у тебя со штанами?

– Ничего. Просто снова в рост пошел.

– И мы не из Техаса, – кисло добавил брат.

Махони уставился на Густава, как будто тот внезапно заявил, что от мороженого его пучит, а его любимая песня – «Янки-дудл» [32].

– Думаешь, мне не наплевать? – бросил сержант.

Тут к нему подскочил Малютка Пит и замахал длинным пальцем в дюйме от носа-картошки полицейского.

– Ты ходишь слишком далеко, Махони! За тобой один начальник, два начальника! За тобой деньги! Но за мной муниципалитет! Вся машина моя!

Сержант отбросил руку Малютки Пита и произнес фразу из трех слов, хотя я могу воспроизвести только одно, поскольку остальные все равно не наберут ни в одной типографии:

– … ты, …!

Услышав оскорбление, брошенное боссу, Мастер сорвался с места, но Махони даже не взглянул в его сторону, и подвязанный остановился, сжимая кулаки в бессильной ярости.

– Это ты зашел слишком далеко, – заявил фараон Малютке Питу. – Гоняться за белыми людьми вокруг Плазы средь бела дня? Даже те полицейские, кто у тебя в кармане, не могли закрыть на это глаза. – Он взглянул на Вудгейта, который молча мялся у витрин с таким видом, будто хотел забраться внутрь и стать частью коллекции Фун Цзин Тоя. – Паника пробудила народ, Пити, – продолжал Махони. – На сей раз все взятки мира не спасут вашего брата.

– Ха! – огрызнулся глава тонга. – И ты говоришь о взятках? Как тебе нравится твоя новая яхта, Махони? Как твоей жене нравится ее новый…

Сержант ударил китайца с такой силой, что его коса облетела вокруг головы и шлепнула фараона по щеке.

Малютка Пит еще не успел упасть, а Мастер уже налетел на Махони и пнул ногой в грудь, так что тот попятился. Полицейский наскочил на тронное кресло хозяина дома и рухнул на сиденье, пуча глаза от изумления.

Мастер подскочил к нему, развернулся и откинулся назад на одной ноге, в точности как перед столь надежно отключившим меня ударом. Топорщик явно намеревался расплющить Махони нос… или сломать шею.

– Стоять. – Вудгейт говорил медленно, спокойно, не повышая голоса.

Возможно, именно это и заставило подвязанного обернуться. Если человек спокоен в такой момент, скорее всего, на то есть причина. И у Вудгейта действительно была очень серьезная причина: он сменил топор на короткоствольный револьвер уэбли-«бульдог», который вытащил из наплечной кобуры.

Телохранитель гангстера поставил ударную ногу на ковер.

– Он не мог поступить иначе, сержант, – утешил Вудгейт начальника, когда тот выбрался из кресла Пита. – Вы ударили босса у него на глазах. Большая потеря лица. Он должен был отреагировать.

– Конечно. Понимаю. – Махони сделал шаг к Ученому. – Честь.

И нанес бу хао дую такой удар в живот, что, казалось, рука пройдет насквозь, сжимая в кулаке хребет.

Ловкий подвязанный мог бы легко уклониться от атаки Махони. Однако он остался на месте и принял удар, хотя простоял недолго: охнув, он сложился пополам и рухнул на пол рядом с Малюткой Питом.

Но Махони и этого было мало.

– А как же… наша… честь… вы… желтые… ублюдки? – пыхтел он, сопровождая каждое слово яростным пинком. Мастеру достались первые четыре, Малютке Питу – остальные.

– Господи, Махони, – прохрипел я. Не то чтобы мне так уж понравилось гостеприимство Фун Цзин Тоя, не говоря уже о том, что мозги еще болтались в черепе после удара его подручного, однако зрелище того, как людей давят, словно виноград на вино, не доставляло никакого удовольствия.

Стоявшая рядом со мной Диана вздрагивала с каждым пинком.

Старый наблюдал за сценой с отвращением, но не только. Брат сузил глаза и пристально смотрел на сержанта, словно тот был лишь кисеей или туманом и Густав прекрасно видел сквозь него.

Махони же ничего не видел и не слышал. Он упивался моментом.

Утомившись, он склонился над Мастером, и на секунду мне показалось, что полицейский