Майкл Панке - Возвращенец Страница 30

На отвесном берегу возле теленка Гласс оставался три дня. В первые часы он даже не развел огонь, неудержимо поглощая тонкие полоски восхитительно свежего мяса. Наконец, он сделал паузу, чтобы у самого берега разжечь небольшой костер для жарки и копчения мяса, постаравшись по-возможности его скрыть.

Из зелёных прутьев находившегося неподалеку ивняка он соорудил козлы для копчения. Час за часом он срезал мясо с туши затупившейся бритвой и вешал его на козлы, постоянно поддерживая огонь. За три дня он высушил пятнадцать фунтов копченого мяса, которого хватит недели на две. И ещё дольше, если он будет добывать пропитание на пути.

Волки оставили еще один деликатес – язык. Им он насладился поистине по-королевски. Рёбра и другие оставшиеся кости он одно за другим поджарил на костре, расколов их ради питательного, свежего костного мозга.

Тупой бритвой Гласс снял шкуру. Задача, на которую ушли бы минуты, заняла у него часы, в промежутках между которыми он горько думал о тех, кто украл его нож. У него не было ни времени, ни средств, чтобы должным образом обработать шкуру, но ему удалось смастерить грубый парфлеш, прежде чем шкура высохла и задубела. Он нуждался в сумке для копченого мяса.

На третий день Гласс отправился на поиски ветки для костыля. Его поразило, что в схватке с волками изувеченная нога смогла вынести вес его тела. В минувшие два дня он разрабатывал ногу, вытягивая и испытывая её. Гласс надеялся, что при помощи костыля ему наконец-то удастся ходить прямо; этой возможности он несказанно радовался после трех недель передвижения ползком, как хромая собака. Он нашел ветку тополя подходящей длины и формы. Отрезав длинную полоску от одеяла из шерсти Гудзонова залива, он намотал её на конец палки, как подушку.

Одеяло теперь уменьшилось до размеров полоски ткани в фут шириной и два в длину. Гласс бритвой прорезал в центре одеяла отверстие, достаточное, чтобы просунуть в него голову. Получившаяся одежда была слишком мала, чтобы назвать её капоте, но по-крайней мере она укроет плечи и не позволит парфлешу врезаться в кожу.

В последнюю ночь возле пологих холмов в воздухе вновь разлилась прохлада. Последние полоски зарезанного теленка коптились на козлах над алеющими угольками. Пламя отбрасывало уютный свет на лагерь - маленький оазис света во мгле безлунной долины. Гласс высасывал костный мозг из последних костей. Бросив кость в костер, он внезапно понял, что не голоден. Он наслаждался проникающим теплом костра,, роскошью, которой не увидит в обозримом будущем.

Три дня исправного питания подлечили его истерзанное тело. Он согнул правую ногу. Мышцы одеревенели и ныли, но подчинялись. Плечо тоже заживало. Прежняя сила к руке не вернулась, но она приобрела гибкость. К горлу он по-прежнему боялся прикасаться. Остатки швов на нём держались, хотя кожа затянулась. Он подумывал, не стоит ли попытаться обрезать их бритвой, но боялся. После попытки отпугнуть волков криком, Гласс не проверял свой голос все эти дни. И сейчас тоже не будет. Голос мало чем поможет ему в предстоящие недели выживания. Если обстоятельства изменятся, тогда и будет видно... А вот то, что боль при глотании немного утихла, его действительно радовало.

Гласс понимал, что телёнок бизона изменил его судьбу. Однако в своем положении он легко умерил оценку этих достижений. Он просто выжил, чтобы провести в борьбе еще один день. Но он был одинок и безоружен. От Форта Бразо его отделяло три сотни миль открытой прерии. Два индейских племени – одно возможно враждебное, другое - наверняка – передвигались вдоль той же реки, по которой он ориентировался. И конечно, Гласс прекрасно понимал, что индейцы - не единственная угроза

Он знал, что должен поспать. С помощью костыля он надеялся пройти на следующий день десять или пятнадцать миль. Но тем не менее, неумолимая сила манила его продлить мимолётное мгновение удовольствия – сытости, отдыха и тепла.

Гласс потянулся к ягдташу и извлек медвежий коготь. Он медленно поворачивал его в свете костра, вновь потрясенный засохшей кровью на кончике когтя – его кровью, как он теперь понял. Он принялся сверлить толстое основание когтя бритвой, пробив небольшое отверстие, которое аккуратно расширил. Из ягдташа он достал бисерное ожерелье с лапками ястреба. Сквозь проделанное отверстие в основании когтя Хью просунул нитку ожерелья и затянул её тугим узлом. Затем завязал ожерелье у себя на шее.

Глассу нравилось, что нанесший ему раны коготь теперь безжизненно болтается на шее. Талисман на удачу, подумал он и заснул.

Глава одиннадцатая

- Чёрт побери! - Джон Фицджеральд смотрел на реку, вернее, на изгиб реки.

К нему подошел Бриджер.
- В чём дело, на восток сворачивает? 
Без предупреждения Фицджеральд наотмашь ударил мальчика по губам. Бриджер отлетел, шлёпнувшись на землю с растерянным выражением лица. 
- Ты чего?

- Ты думаешь, я не вижу, что река сворачивает на восток? Когда мне понадобится твоя помощь в разведке, я тебе скажу! А до тех пор держи глаза открытыми, а чёртов рот на замке!

Бриджер, конечно, был прав. Больше сотни миль река, вдоль которой они следовали, бежала в основном на север; для них это было идеальным маршрутом. Фицджеральд даже не был уверен в названии реки, но знал, что любая река в конце концов вливается в Миссури. Фицджеральд был убежден, что продолжи река и дальше бежать на север, через день пути она вполне могла привести их к Форт-Юниону. Фидцжеральд даже лелеял надежду, что они уже добрались до Йеллоустоуна, хотя Бриджер придерживался мнения, что они слишком далеко отклонились на восток.

В любом случае, Фицджеральд намеревался держаться реки, пока они не дойдут до Миссури. По правде говоря, он совсем не разбирался в географии обширных равнин, простиравшихся перед ними. После того, как они вышли из верховьев Гранда, местность почти не содержала ориентиров. Горизонт протянулся на многие мили - море тихой травы и холмов, каждый из которых похож на предыдущий.

Придерживаясь реки, они получали простой ориентир и неиссякаемые запасы воды. Тем не менее, Фицджеральд не желал сворачивать на восток - новое направление реки, насколько видел глаз. Время оставалось их врагом. Чем дольше они бродили отдельно от Генри и отряда, тем больше становились шансы попасть в беду.

Так они и стояли несколько минут, пока Фицджеральд смотрел на реку и кипел от гнева. Наконец Бриджер глубоко вздохнул и произнес:
- Нам надо срезать на северо-запад.

Фицджеральд собрался было одернуть его, но был в совершеннейшем отчаянии, не зная, как поступить дальше. Он указал на сухую прерию, простиравшуюся до самого горизонта. 
- Полагаю, ты знаешь, где там добыть воды?