Перси Фосетт - Неоконченное путешествие Страница 73

Над здешними лесами иногда проносятся ураганы, которые могут оставить за собой след в несколько сот ярдов шириною и много миль длиною, создавая завалы из сваленных деревьев, ветвей и кустарника. Трудность расчистки дороги после такого урагана усугубляется нападениями муравьев и ос, разгневанных разрушением их гнезд. Один такой ураган обрушился на Сан-Карлос во время нашего там пребывания. Мы услышали ужасающий рев ливня и треск падающих деревьев, и вот он уже набросился на нас, ослепил и оглушил. Одна из хижин разлетелась на части и исчезла, у другой вывалилась стена. Крыша главного здания начала подниматься; однако все, кто был способен двигаться, уцепились за нее, между тем как другие перебрасывали через крышу веревки и наваливали на нее большие камни. Затем, взревев напоследок, ураган пронесся дальше, и мы слышали, как он с грохотом прокладывал себе дорогу в лесу.

Биолог прибыл с Мэнли в конце сентября. Он был страшно разочарован, узнав, каким образом нам предстояло передвигаться, так как рассчитывал совершить путешествие с полным комфортом, со справочниками, ящиками для коллекций и так далее, а вместо того ему предложили взвалить на спину все, что ему необходимо, плюс часть продуктов и инструментов. Мулы не могли идти дальше, поэтому все, что нужно было взять, приходилось нести на себе.

Путь к барраке Марте был особенно тяжелым из-за поваленного штормом леса; во многих местах ноги по колена увязали в грязи. Мало-помалу биолог начал выбрасывать вещи из своей поклажи, пока не выкинул все, за исключением еды, лупы и гамака. Мы не несли ничего лишнего, и я запротестовал.

— Я знаю, что носить на себе вещи тяжело, — увещевал я его, — но через несколько дней вы привыкнете. Все, что вы сейчас выкидываете, обязательно понадобится впоследствии.

— Только не мне, — ответил он. — Мне эти вещи не нужны.

Я пожал плечами. Возможно, он настолько закален, что действительно обойдется без них.

Словно в назидание биологу мимо нас прошла вереница изнуренных сборщиков каучука — это были индейцы с Альтиплано. Каждый нес 150 фунтов каучука для Сан-Карлоса. Некоторые из них были больны сехтити — разновидностью проказы, распространенной в этих местах и в юнгас (теплых горных долинах). На коже у них были гноящиеся болячки и мягкие наросты. Они несли вьюки примерно втрое тяжелее наших и все-таки, хотя и больные, продолжали свой путь.

Опасаясь лихорадки, обычно свирепствовавшей в барраке Марте, мы обошли ее кругом, переночевали в лесу и на следующий день прошли напрямик к реке Хит. Индейцы из Сан-Карлоса не хотели идти дальше реки; они донесли наши вещи и припасы до берега, свалили их в кучу и ушли обратно.

Мы построили две бальсы и поплыли вниз по течению — Мэнли и я на одной, Костин и биолог на другой. Вскоре появились наши старые друзья, индейцы племени эчока; они были рады снова видеть нас и принесли нам бананы и маис.

Биолог с недоверием отнесся к дикарям, но переменил о них свое мнение, после того как их мастерское вмешательство избавило его от сутуту, проникших ему под кожу. Он почему-то особенно нравился этим отвратительным существам и терпел от них постоянные муки.

— Почему бы вам не остановиться на этом и не вернуться обратно? — спросил я его. — Ведь мы только вышли в путь, и наше путешествие будет гораздо тяжелее всего того, что вам уже довелось испытать.

Его ответ наполнил меня недобрыми предчувствиями, но я восхитился его отвагой.

— Это не по мне, — сказал он, — я пришел сюда не для того, чтобы возвращаться!

Казалось, каждого из нас осаждал один определенный вид насекомого. У биолога это были сутуту, у меня — осы, у Костина — чудовищные муравьи тукандера в полтора дюйма длиной. Однажды утром Костин в присутствии эчока дал нам спектакль: надев один свой сапог, он вдруг словно сошел с ума — затанцевал, завопил и забегал на месте. В конце концов он сел, сорвал с себя сапог и выставил на всеобщее обозрение свой большой палец, в конец которого острыми, как кусачки, челюстями вцепился муравей тукандера. Эчока поначалу встревожились, а потом так и покатились со смеху. Они качались, схватившись за животы, катались по земле, шлепали друг друга по спинам и заново принимались хохотать, словно это буйное развлечение было устроено специально для них. После они часто давали понять знаками и смехом, чтобы Костин повторил представление, и даже предлагали положить живого муравья тукандера в его сапог!

Глава 14

На перепутье

Прежде чем мы отплыли вниз по реке Хит, управляющий барракой Марте, прослышав о том, что мы опять здесь, пришел к нам с большой группой своих людей.

— Мы хотим отправиться на те самые плантации, о которых вы нам говорили, — сказал он мне. — Теперь мы знаем о дикарях и о том, что у них есть съестное, и чувствуем, что должны как-то достать продовольствие. Сборщики в барраке едят одни листья, а ведь вы знаете, у нас три сотни человек — их надо прокормить.

— Вы хотите сказать, в Марте снова голодают?

— Да, именно это я и хочу сказать. А когда у нас было иначе? Уж в этом-то мы можем быть уверены! — Он похлопал меня по плечу и добавил: — Спасибо вам, теперь есть надежда, что нам станет легче. Хотелось бы, чтобы у нас было так же хорошо, как в Сан-Карлосе.

В этой местности можно найти два вида ценных растений, на которые стоило бы обратить внимание. Первое из них — это Jawal chunca, имеющее вид небольших кустиков с листьями длиной в десять и шириной в три дюйма, зелеными снаружи и темными с изнанки, с прожилками и верхушками кроваво-красного цвета. Три или четыре таких листа, настоенные в одной кварте кипятка, являются великолепным средством против лихорадки. Другое растение — кустарник, называемый пандоде-кока, весьма популярное у индейцев, которые жуют его листья. Свойства его такие же, как и у обычного кока, но воздействие несколько умереннее. Ни одно из этих растений не имеет коммерческого значения, хотя местное население постоянно ими пользуется.

В связи с распространенностью болезней и инфекций в Монтанье Боливии и Перу, нет ничего удивительного в том, что среди жителей этого района так популярны лекарственные растения. В горах тоже против каждого недомогания есть соответственное естественное средство; любой чоло почти всегда лечится травами, за исключением случаев, когда необходимость заставляет его прибегнуть к хирургическому вмешательству. Простуда и кашель легко вылечиваются с помощью вила-вила — растения, похожего на эдельвейс, которое можно найти лишь на большой высоте в горах. В прибрежных районах надежным средством против артрита или ревматизма даже в самых запущенных формах считается Sanguinaria canadense[127], или кровяной корень. Имеются сотни средств, употребляемых местными жителями для лечения разных недугов, однако официальная медицина не проявляет к ним должного интереса. А между тем эти травы часто оказывают просто замечательный лечебный эффект; я сам испытал действие многих из них на себе, причем с полным успехом. Насколько мне известно, лекарства из этих трав готовятся в виде настоев, наподобие чая.