Николай Максимов - Поиски счастья Страница 63

Эмкуль стала избегать показываться в поселении. Тогда ее начали навещать в яранге… В конце концов очень важно знать, почему она не становится матерью.

С приближением весны все более бойко шла торговля у Джонсона, Чуть не ежедневно около склада виднелись нарты и собачьи упряжки. Приезжали оленеводы из стойбищ, охотники из других поселений.

Одни из них удивлялись, узнав, что в этот сезон купец дает за пушнину меньше, чем в предыдущий; другие соглашались с тем, что раз льды помешали прийти шхуне и товаров мало, — надо беречь их, чтобы всем досталось хоть понемногу; третьи хмурились, видя в складе достаточное количество всяких ящиков, мешков, оружия, материалов. Но что же сделаешь? Хорошо еще, что товары все-таки есть и не нужно гнать собак до другой торговой фактории. Разве есть время у оленеводов и охотников совершать такие поездки? У кого в тундре олени, у кого нет корма для собак: мясо, заготовленное на зиму, почти все уже съедено; собаки отощали, их кормят совсем плохо. Поворотчики с Колымы приезжали с товарами не часто.

Еще лет двести тому назад чукчи обходились без всяких привозных товаров. Ножи делались из камня и кости, светильни представляли собой каменные плошки, нитками служили жилы животных, одеждой — шкуры оленей и нерп; хлеб, табак и спирт были неизвестны, как и огнестрельное оружие, попавшее к ним впервые от казаков в начале восемнадцатого века. Да и зачем было оно им, когда вокруг столько непуганых зверей!

Чукчи жили, не зная других стран и народов. Но теперь… теперь зверь распуган — гарпуном или сеткой не всегда добудешь, — да и привыкли они и к табаку, и к чаю, и к украшениям, и ко многому другому, что привозилось с Колымы и Аляски.

К Джонсону чукчи относились терпимо, полагая, что «сильный товарами человек» так же достоин уважения, как и шаман, силач, богатый оленевод или хозяин большой байдары. Они считали даже невозможным просить за шкурки песцов и лисиц какие-либо товары — они просто выкладывали их купцу и с благодарностью, порой дивясь его щедрости, брали то, что им давали. В конце концов все это необходимые вещи! Когда же кто-либо из охотников просил товаров сам, чукчи с неодобрением относились к нему: ведь так своей жадностью можно разгневать американа, который и сам хорошо знает, что нужно охотнику, его жене или невесте. К тому же как посмотрят на все это духи? Достаточно прогневить их, чтобы заболеть, не иметь удачной охоты, погибнуть во льдах или навлечь на себя много других неприятностей… Нет, чукчам нельзя гневить духов!

Однако старик Вакатхыргин поступал совсем не так, как подсказывало благоразумие. Он, как казалось ванкаремцам, попрошайничал, не соглашаясь отдать Джону песцов за те товары, которые получали все. Джон доказывал ему, что товаров мало, ругался, но Вакатхыргин упорствовал. «Разве это хорошо? — думали другие охотники. — Чукча не должен так поступать, если он действительно настоящий человек». И было тем более странно, что духи почему-то не гневались на старика. Это было уже совсем непонятно! Да уж не дух ли он сам — этот седой и хитрый старик? Вот и Тымкар тоже: ни к кому не заходит, целую зиму провел то на охоте, то в яранге Вакатхыргина… Есть слухи, что он убил таньга, но духи тоже не гневаются на него. Все это очень, очень странно!

Мистер Джонсон никаких странностей в поведении чукчей не усматривал. Все шло отлично. Каждый день — большая торговля, подготовка пушнины к отправке, подведение баланса, составление ответа своему хозяину. Горячая пора!

В прошлую навигацию владелец этой фактории привез ему за два года банковские квитанции на тысячу долларов. Вместе с его частным бизнесом это составит весьма приятную цифру. Джонсона волновал только один вопрос: не принес бы черт чернобородого янки раньше других шхун. Как тогда утаить свою личную пушнину? Чтобы не рисковать, он снял на окраине селения пустовавшую ярангу. Каждый вечер туда отправлялись разобранные по сортам и упакованные тюки пушнины. Днем и ночью охраняли этот склад нанятые Мартином охотники. Он снабдил их оружием.

Чукчи смеялись над сторожами:

— Ты, однако, на кого здесь охотишься?

Им совершенно чужда была сама мысль об охране товаров: кто же возьмет чужое? Разве только собаки… Но ведь яранга закрыта. И к чему тогда винчестер?

Расчет Джонсона был прост: чернобородый всегда спешит, чтобы первому побывать в других поселениях, он успевает только наспех просмотреть записи в книгах, пока матросы и чукчи грузят пушнину и сгружают товары, и сразу же выбирает якорь. У него не будет ни времени, ни желания лазить по ярангам. Да и какие могут у него возникнуть подозрения? Мартин приготовил ему такое количество пушнины, которое точно соответствует израсходованным товарам по нормам, установленным хозяином. Мало этого, он, мистер Джонсон, для вида наторговал ему на одиннадцать «хвостов» больше.

Таким образом, все оставшиеся в фактории ценности были теперь собственностью самого Джонсона. Вот почему он и вынужден был ежевечерне отправлять в склад приобретенную за день пушнину. Но товаров все еще оставалось порядочно, а Мартину было бы жаль подарить их хозяину лишь для того, чтобы услышать от него похвалу своим способностям.

В один из таких горячих дней, когда уже началось таяние снега, к нему приехал Гырголь из стойбища Омрыквута. Одной из трех запряженных нарт управлял он сам, двумя другими — Кутыкай.

Джонсон сразу узнал Гырголя. Но, увидев три загруженные пушниной нарты, Мартин на мгновение даже растерялся: ему стало страшно, что все это предстоит утаить от хозяина. Однако уже в следующую минуту его обрюзгшее лицо прояснилось, он вышел из фактории навстречу приезжему.

Чукчи посторонились. Так он никого не встречал.

— Гырголь! — воскликнул он, как будто принимал старого друга.

— И-и, — широко улыбался тот.

Джонсон протянул ему руку.

Оленевод неуклюже взял ее; так они простояли, как показалось чукчам, очень долго.

Гырголю хотелось, чтобы все видели, как встречает его Джон-американ.

— Хочешь есть? Идем ко мне! Сегодня я больше принимать пушнину не буду, — и, заперев склад на замок, он вместе с оленеводом ушел в жилище.

Их встретила молодая чукчанка.

— Китти! — обратился к ней Мартин, — Это мой гость, Гырголь. Он хочет есть.

Чукчанка засуетилась у жирников. Джонсон сходил к себе в комнату, принес спирта, галет, копченой колбасы. Гырголь сиял. Да, Джон действительно был истинно хороший человек!

Кутыкай возился с собаками, оберегал от них пушнину. Вокруг столпились ванкаремцы: охотники, женщины. Были здесь и приезжие.

— Ты опять будешь торговать поштучно? — спросил Гырголя Джонсон. — Это очень-очень долго.