В переулках Арбата - Александр Анатольевич Васькин Страница 37

тех, кто нуждается в юридической защите. В июне 1938 года Мандельштам был арестован за антисоветскую деятельность как бывший кадет. На тюремной фотографии анфас и в профиль перед нами предстает старый профессорского вида человек с некоторой едва уловимой усмешкой. Действительно, смешно – в Париже его считали предателем, а следователь обвинял в обратном, в связях с эмиграцией, агентом которой он якобы являлся. В феврале 1939 года в Бутырской тюрьме Михаил Мандельштам умер «от упадка сердечной деятельности» в 72 года. Из Московской областной коллегии адвокатов его вскоре исключили, посмертно.

В то время, пока адвокат скитался по России, квартира его попала в поле зрения организаторов Неофилологического института. На дворе 1920 год, шла активная фаза Гражданской войны: «Белые придут – грабят, красные придут – грабят…» Тем временем в Москве у профессора МГУ Ивана Ивановича Гливенко родилась рискованная с точки зрения воплощения идея основать первый в республике центр по подготовке преподавателей иностранных языков, на которых говорит вся Европа: немецкого, английского, французского. Понадобилась библиотека на этих языках, и вот тут-то и пригодились энергия, смелость и знание языков молодого библиотекаря Саратовского реального училища Маргариты Рудомино. Она в это время приехала в Москву в командировку, и весьма кстати – ей и предложили новую работу.

С корабля на бал и сразу капитаном, только вот корабль был чуть ли не в потопленном состоянии: бывшая адвокатская квартира нуждалась в ремонте. «Это еще была разрушенная квартира бывшего присяжного поверенного Мандельштама. Кстати, того Мандельштама, который где-то в начале 900-х годов помогал средствами Ленину, и я знаю, что сам Мандельштам эмигрировал в 18-м году, но Ленин дал ему разрешение вернуться обратно. Вот это его была квартира. Но когда попал туда Неофилологический институт, до него жили безнадзорники и спалили весь паркет, срезали всю кожу и всю материю с диванов, вещей, которые можно было бы унести, уже никаких не было. Вероятно, конечно, не беспризорники брали, а это уже брала улица, хотя это и на пятом этаже, может, сами те жильцы, которые… Я уже не знаю. Но когда я приехала уже весной в это помещение, то его нужно было, безусловно, капитально ремонтировать», – рассказывала Маргарита Рудомино Виктору Дувакину в 1974 году.

Не было не только стекол, но и отопления, света, воды. Зато имелось большое желание создать новое книжное собрание. Библиотеку Рудомино пришлось ремонтировать своими руками: носить на пятый этаж без лифта стекла, брать в руки молоток. Так вышло, что Неофилологический институт потонул в бюрократическом ворохе бумаг, начальство и преподаватели сгинули, финансирования не было. «Преподаватели разбежались, потому что надо было им с осени начинать где-то такое в другом месте, и я осталась в этой полуразрушенной квартире одна. И у меня действительно была еще одна помощница, которая немножко позже приехала, и осталась уборщица, которая тоже жила при этом институте. Кстати, я не сказала, что когда я приехала в Москву, то мне в этом институте, в мансарде, дали комнатку. И я там осталась жить», – рассказывала Маргарита Рудомино.

Рабочих рук не хватало, денег не было, зато с книгами – раздолье! Москва – город книжный, до 1917 года каждая из богатых дворянских усадеб могла похвастаться солидной библиотекой, весомую часть которой, как правило, составляли книги на европейских языках. Все, что не сгорело в буржуйках в холодные и голодные послереволюционные годы, свозили в центральный книжный фонд Наркомпроса на Новинском бульваре, ставший для Рудомино неиссякаемым источником: «И уже так к декабрю месяцу мы набрали, вероятно, может быть, тысячи две книг… Отапливали печуркой. Кто-то за мамину подушку дал мне печку тут же, на лестнице, какой-то инженер провел трубу прямо в окно. Конечно, эта печка вечно дымила ужасно. Особенно большого тепла она не давала, потому что она стояла в этом большом двухсветном зале Мандельштама… Ужасно руки болели, ужасно – пальцы… Все это мерзло. Мы около самой печки сидели для того, чтобы записать все в инвентарь: книги и так далее. Затем, стекла. Не было замазки [для стекол]… Их как-то чем-то приколачивали… В общем, каждая вещь – это была сверхпроблема. Пол был на три четверти сожжен в камине, который был в этом же самом доме… Это был весь дом Мандельштама, а наверху он сделал свою квартиру с двухсветным залом, с хорами, с антресолями, с мансардой. Вообще, квартира была такая очень подозрительная, подозрительного типа. Мне рассказывали, что в одном из наших журналов – „Русское богатство“ или „Божий мир“ – был роман даже о его жизни с какой-то там артисткой, какие-то афинские ночи были. И действительно некоторые следы в этой квартире мы находили. Но она была для нас ужасна тем, что ее невозможно было отопить, особенно вот этот двухсветный зал этой чугунной печкой».

Библиотеку пытались закрыть: кому, мол, она нужна, кто будет в таких условиях читать книги? «Была каморка холодная, темная, вся заваленная книжной рухлядью. Книги промерзли насквозь, берегла это добро исхудавшая, иззябшая девочка с распухшими от холода пальцами» – эти слова принадлежат Корнею Чуковскому. Но постепенно жизнь наладилась, и на пятый этаж бывшего дома Мандельштама стали приходить самые разные люди: ученые, искусствоведы, переводчики, студенты, но больше всего почему-то архитекторы – Щусев, Жолтовский, Чернышев, братья Веснины. Брали почитать книги, иностранную периодику. Особенно были рады те, кто не любил читать перед обедом советские газеты, для них библиотека на пятом этаже стала глотком свежего воздуха. Все оставались очень довольны работой «девочек» – небольшого коллектива библиотеки, не превышавшего пять человек. Маргарита Рудомино даже привезла из Саратова личную библиотеку матери, преподававшей иностранные языки: учебники английского, немецкого и французского. Она была настоящим патриотом библиотечного дела, каких еще поискать. В 1922 году книжное собрание Неофилологической библиотеки пополнилось за счет 12 тысяч книг, переданных из библиотеки имени Островского. Работы сотрудникам заметно прибавилось. В мансарде над библиотекой поселилась и сама Маргарита Ивановна. А в январе 1924 года здесь состоялся праздник – завбиблиотекой вышла замуж за Василия Москаленко. Они прожили вместе много лет, отметив золотую свадьбу, а начался их медовый месяц в библиотеке.

Лифт по-прежнему не работал, но ученый люд все равно приходил. Однажды заявились непривычные гости – «большая комиссия больших крупных мужчин». Это были явно не студенты университета и не читатели, жаждущие новостей из зарубежных газет и журналов. Среди них был нарком просвещения товарищ Луначарский. Маргарита Рудомино, сама того не ведая, стала свидетельницей исторического визита. День этот запомнился на всю жизнь: вся страна скорбит по поводу кончины Ленина, которого только вчера похоронили, но, судя