Георгий Ушаков - По нехоженной земле Страница 30

Слева от курса вырисовывается новый берег. Он кажется низким и идет почти параллельно нашему пути. Что-то уж очень много берегов! Мы теряемся в догадках. Что это? Неужели опять отдельные мелкие острова? Или мы идем глубоким заливом и перед нами все же сама Северная Земля. Курса упрямо не меняем.

Погода совсем выправилась. Полный штиль. Дорога тоже улучшилась. Только иногда попадаются участки голого, колючего, старого льда. Здесь приходится сдерживать собак, чтобы не изрезали лапы. Пока они бегут весело, и мы с каждым часом яснее видим таинственные берега.

В 16 часов делаем короткий привал. Даем собакам по куску мяса. Не разбивая палатки, под защитой саней разжигаем примус, растапливаем снег, разогреваем консервы. Бесконечное снежное поле служит скатертью. Охотник меня в шутку спрашивает, сколько можно было бы посадить гостей за этот стол. После обеда снова вперед без приключений и каких-либо трудностей.

Закат удивительно хорош. Огромный багровый диск солнца медленно плывет низко над горизонтом. На западе ни одного облачка. Небо пылает всеми переливами красного цвета — от густобордового до нежнейшего розового. В зените господствует теплый фиолетовый оттенок. Редкие кучевые облака на севере и северо-востоке то кажутся перламутровыми, то теряют блеск и напоминают причудливые матовые узоры на старом китайском фарфоре. Позади — наш след, бесконечной сине-фиолетовой лентой уходящий далеко-далеко, прямо к нависшему над горизонтом солнцу, а впереди — розовый снег, по которому скользят густофиолетовые тени собак. Мыс вырисовывается все отчетливее. Сейчас он кажется лиловым на фиолетовом бархате неба. Поразительные краски! Такие можно видеть только в Арктике. Голова кружится от их богатства оттенков и неожиданных контрастов. В морозном воздухе звонко раздаются наши голоса. Картина фантастическая. Реальна только одна наша маленькая группа, затерявшаяся во льдах.

Мы опять обманулись. Благодаря необычайной чистоте воздуха мыс кажется совсем близко. А наше общее желание поскорее достигнуть его еще больше сокращает расстояние. Во время привала, внимательно всмотревшись, мы определили, что итти осталось 16–17 километров. После этого мы прошли 10 километров, а мыс все в том же отдалении. Слева, на севере, попрежнему тянется низкий берег.

К вечеру краски тускнеют. Сгущаются сумерки. Появляются вспышки полярного сияния. Делаем привал. За день прошли 23,6 километра. Мы довольны. Палатка кажется уютнее, и даже как-то бодрее шумит примус.

На беспредельном ледяном поле лагерь выглядит маленькой точкой.

Морозный, солнечный, тихий день.

Впереди ровный лед. Никаких признаков торошения. Столовые горы видны отчетливо. Под ними уже можно различить террасу. Берег уходит с юга на север до пределов видимости. Слева от курса, над замеченным вчера низким берегом, вырисовался высокий щит с отлогими и плавными склонами — судя по всему, ледяной. Никаких признаков отдельных вершин на нем нет.

Отдохнувшие за ночь собаки дружно берутся за работу. Наше настроение ясное, как небо над головой. На пути — ни торосов, ни метели. Кажется, что за несколько часов прокатим остающееся расстояние и ступим на таинственный берег.

Но это настроение скоро улетучивается. Мы убеждаемся, что Арктика может ставить перед человеком самые неожиданные препятствия. Каждый шаг к цели здесь требует борьбы. От полярника постоянно требуется нравственное и физическое напряжение.

Быстро проскочив несколько километров, мы попадаем на широкую полосу сухого рыхлого снега. Словно пух, он покрывает лед слоем от 20 до 30 сантиметров. Поверхность его искрится под лучами яркого солнца, кажется необычайно красивой. Но ведь нам надо не любоваться, а итти через него. Как только моя упряжка попадает на этот мягкий снег, собаки проваливаются по брюхо и еле волочат погрузившиеся сани. Такой рыхлый, несмерзшийся снег в Арктике называется „убродным“. Не найдется ни одного полярника, который, попав в „уброд“, не проклинал бы его. Моя упряжка еле пробивает путь. Собаки одна за другой начинают выдыхаться. Скоро я уже впрягаюсь сам. Даже спутник, идущий по пробитой дороге, должен впрячься в лямку. И так несколько километров.

Как легко мы вздохнули, пройдя полосу „уброда“. И тут же попали на совершенно голый лед. Это работа последней метели. Ветер начисто подмел снег на одном участке и завалил другой. Там, из-за отсутствия сильных морозов, снег не успел смерзнуться, а здесь обнажилась колючая, как гигантская терка, поверхность льда. Одно не лучше другого. Правда, полозья скользят по льду хорошо, собаки снова оживают, движение ускоряется, но через час на поверхности льда появляются капельки крови. Собаки режут о колючую поверхность еще не огрубевшие в работе лапы. Чем дальше, тем больше рубиновых пятен. Собака с разбитыми лапами не работник. А путь еще далек. Но ничего не поделаешь: надо итти. Единственное, что в наших возможностях, — сдерживать собак. Это совсем не вяжется с желанием скорее попасть на неизвестный берег.

Он все отчетливее выступает на голубом фоне неба. В бинокль уже можно рассмотреть отдельные камни. Осталось не более 12–15 километров. И снег пошел крепкий, смерзшийся, отполированный ветром.

Но… если бы перед походом мы нарочно стали придумывать трудности пути и препятствия, которые сумеет поставить перед нами Арктика, то и тогда наша фантазия не изобрела бы того, что встретили на последнем десятке километров перед Северной Землей.

Что это за красные пятна появились на снегу? Чем дальше, тем их становится больше. Площадь их увеличивается. Сначала мы принимаем их за „красный снег“. Это явление знакомо каждому полярнику. Оно вызывается присутствием одноклеточных водорослей пурпурного цвета, в большом количестве размножающихся на поверхности снега. Только почему же сани, попав на красное пятно, перестают скользить? Словно выезжаешь на песок. Собаки сразу останавливаются. Они уже утомлены трудностями пути — метелью, убродом и колючим льдом. Теперь новое неожиданное препятствие окончательно выматывает их силы.

Как только останавливаются сани, собаки тут же свертываются клубками и ложатся. Поднять их с каждым разом становится труднее. Они так жалобно смотрят в глаза, что занесенная с кнутом рука виснет в воздухе. Нехватает сил ударить. Лучше пройти вдоль упряжки, поднять каждую руками и приласкать. Тогда животные, словно поняв необходимость продвигаться дальше, натягивают постромки и, напрягая оставшиеся силы, снова волочат тяжелые сани.