Владимир Лебедев - Ачайваямская весна Страница 26

Володя впрягся в лямку, другие взялись за вертикальную дугу, и мы все тронулись на восток. Только на восток можно везти покойника к погребальному костру.

Идти предстояло два километра.

Вдруг к процессии кинулась, было, собака. Тотчас в нее полетела палка, и собака убралась визжа.

— Чего так строго? — спросил я у Володи.

— Старое поверье, — пояснил он. — У нас всегда всех собак привязывают, как только появится покойник. Старики так говорят: «Когда-то умер один человек. Покойник лежал, уже собранный в дорогу. В это время отвязанные собаки сцепились и стали драться. Никто не мог их разнять. Они налетели на покойника, и он встал.

Все люди в страхе разбежались. Остался только один парень у очага, который не успел завязать ремни на обуви и поэтому никак не мог убежать. Он был очень хороший бегун.

Покойник подошел и говорит: «Давай с тобой померяемся силами, давай посостязаемся в беге». — «Давай», — говорит парень.

Побежал он что было сил. Чувствует — покойник все время сзади неотступно держится. Все время парень боится, что покойник схватит его.

Уже была поздняя осень, и парень увидел медвежью берлогу. Прямо в нее вбежал парень. Там была медведица. Медведица спросила его: «Чего ты испугался?» Парень объяснил: «Покойник за мной гонится». — «Ничего не бойся, — говорит она. — Я тебя от него спасу».

В это время подбежал покойник прямо к берлоге. Выскочила медведица и изорвала его на куски.

Но куски тела мертвого сползлись, опять он целый стал. Вновь его тогда схватила медведица и изодрала всего на еще более мелкие куски. Снова слепились куски, и снова стал покойник целый. В третий раз медведица изодрала на мелкие куски покойника и стала кусочки глотать. Когда съела всего, то он уже не встал.

Тогда медведица говорит парню: «Ложись отдыхай, а завтра пойдешь к себе».

Лег тот отдыхать, проснулся — снег уже тает. Это он полгода пролежал в берлоге. Только тогда он домой пошел.

Яша Чейвилькут рассказывал, что раньше черепа убитых медведей держали в ярангах. В яранге его матери и до сих пор возле полога лежит старый медвежий череп. Мать считает, что он уводит покойников, если они лезут незаметно в ярангу.

Чукчей и ненцев разделяет целый мир — Таймыр, вся Северная Якутия, а и те и другие верят в то, что медведь оберегает от покойников. Ненцы даже на поясе носят медвежий зуб, чтобы оборотни не приставали.

Я шел потихоньку и жевал кусочек мяса, который взял из деревянного корытца усопшей, когда выходил из дому. Мяса все взяли из корытца, но прожевали давно. Это мне попался на редкость жилистый кусок.

Солнце высветило панораму сопок нежным розовым светом. Дорога перед погребальными нартами искрилась. Она ровно шла на восток мимо последних домиков фактории, мимо нового прекрасного клуба к горе, которую называли Шаманкой, как везде на Камчатке называют подобные места.

На дороге показался человек с оленем.

Значит, здесь половина дороги. По традиции оленя в погребальную нарту впрягают на полдороге.

Далее нарту вез олень.

Было морозно. Здесь в эту пору — в апреле — всегда так. Днем солнце гонит воду, топит льды и снега, а ночь снова воду останавливает.

Сосульки висят на деревьях огромные, фантастические. Прямой сосульки не найти. Они кривобоки. Сначала, бывает, сосулька растет на восток — это воду на ней западный ветер на восток сдувал. Потом ветер переменился — сосулька стала загибаться на север или же на юг.

Процессия подошла к перемерзшему ручью.

— Непременно надо через воду переходить, — говорит Володя.

Он отбежал в сторону и наломал веточек ольхи. Веточки положили на лед и перевезли через них нарту. Сами тоже перешагнули через них. Это загородь для духов — келе, если они за нами увязались.

Вот и последнее место на этой земле, откуда покойница пойдет по дороге в верхний мир.

Гора. На ней следы многих кострищ. Ничего от прошлых погребений не осталось, кроме кругов, на которых разбросаны угли, да наконечники копий, да лезвия ножей.

Мужчины стали ломать кедровый стланик. Стланик для погребального костра полагается ломать руками. Ветки кладутся плотно. Горка стланика все росла и росла. Наконец она достигла роста взрослого мужчины.

С востока тянул ровный, пронзительный ветер. Солнце еще пряталось за сопками, но заря достигла уже той силы, за которой должен был наступить день. В небе кружилось три пары. воронов. Они летали высоко, неторопливо.

Мужчины разожгли в стороне маленький костер. Он, показалось, вспыхнул. Пламя металось на ветру, то припадая к земле, то устремляясь вверх.

Запалили от этого костра факелы — большие суки стланика и подожгли погребальное сооружение с наветренной стороны.

Пламя, гудя, набирало силу. Когда нарту со старухой ставили на костер, то постромки отвязали и кинули прочь. Парни устроили из-за них чуть ли не драку. Победил один. Ему и шкура жертвенного оленя досталась.

Огонь гудел, повышая «голос» в такт порывам ветра. От костра веяло нестерпимым жаром. Кайматке взял шест и стал подправлять костер, Он тащил этот шест от самого поселка. Шест стоял возле чьей-то собачьей упряжки. Теперь понятно стало, почему шест держали именно возле собак. Собаки ведь отгоняют духов — келе. И келе никак не могли прицепиться к этой палке и попасть к человеку, даже если они тоже пожаловали на похороны и бродят возле костра.

Молодые играют в «ворона». Один парень — «ворон». Он «водит». Остальные встали цепочкой, так же как дети играют в паровозик — все за «главным», держась друг за друга. «Ворон» старается ухватить последнего игрока, а цепочка мечется, спасаясь от него.

Костер стал оседать. Остались одни раскаленные угли, и нельзя определить, где был прах покойницы.

Кайматке сгреб шестом угли к середине. Женщины-вороны бросили в костер жгуты из травы, которыми были перевязаны руки. Кайматке кинул последним шест.

Парни обложили кострище ольховыми ветками.

Женщины-вороны воткнули веточки ольхи — вроде воротца сделали — и присели возле них. Мы тронулись домой.

Солнце стояло над сопками, и голубая прозрачность неба казалась праздничной.

До поселка шли безо всяких обрядов. Только на самом краю поселка, у дороги, были воткнуты ольховые ветки, и возле них сидел симпатичный веселый старик. Сразу же за воротами две женщины обмели с двух сторон участников похорон ольховыми ветками. Возле дома старая женщина стояла с миской воды, в которой лежала ольховая веточка. Этой водой надо было вымыть лицо и руки. Потом — перешагнуть через костер.

Все, как предки учили. Ольхой очистились, водой очистились и огнем.