Французская тропа - Вальдемар Лысяк Страница 23

Смерти Талейран ждал еще четыре года. Умирал он в Париже, в мае 1838 года. Почти что в последний миг к его смертному ложу пришел король, Луи-Филипп.

- Ваше Величество, я страдаю, как вечный грешник, - прошептал Талейран.

- Уже? – вырвалось у короля.

Смерть к Талейрану пришла 17 мая. Меттерних, узнав об этом, спросил:

- Интересно, зачем это ему понадобилось?

Перед самой смертью Талейран примирился с Богом.

В соответствии с желанием покойного, тело его перевезли в Валансе и захоронили в часовне святого Мориса, рядом с графиней. Шестнадцатого августа 1944 года часовня сгорела и превратилась в руины. В феврале 1958 года был найден гроб (цинковый и деревянный) польки. Деревянный уже превратился в труху. Его заменили новым, украсили металлической табличкой, копией предыдущей, и все разместили с левой стороны крипты.

Сегодня Валансе принадлежит потомкам Талейрана. Внутри размещается прекрасная коллекция памяток после него, среди них – широкий кожаный ортопедический башмак с металлической арматурой, его вечный правый башмак. Этот экспонат говорит больше всех остальных. Мне говорит.

Прощаясь с Валансе, я подумал, что если напишу то, что вы прочитали, меня обвинят в том, будто бы я прославляю каналью. Я не испугался. Я вовсе не люблю преступников и людей никчемных, но и ненавижу их. Ненавижу безразличных. Только благодаря их молчанию, совершаются измены и преступления.

В Талейрана плевали двести лет, до нынешнего времени. В его эпоху как раз исполнилось двести лет, как начали оплевывать Макиавелли. Великий Никколо написал Князя, и в XVIII веке дождался князя[26], который реализовал его указания, и, благодаря этому, удержался при власти в течение шестидесяти лет, в три раза дольше, чем Наполеон! Автор Князя и князь.Если бы мне дали на выбор: небо с морализаторами, осуждающих их обоих, или чистилище с ними двоими, я выбрал бы последнее, и подождал бы с ними неба. Да долго, зато я бы не скучал.

  

КАМЕННОГЛАЗАЯ СКАЗКА ИЗ ДОЛИНЫ ТАНН

"Восхитительное искусство – сделать так, чтобы рассказы

вали камни. Они это делают намного лучше, чем самые

ученые исследователи, возвращая истории, свойственное

ей очарование".

Морис Бедель

В этой истории, словно в игрушечной лавке, имеется все: одиссея польского солдата и фрески Джотто, колдунья и белая дама, Мазарини и д'Артаньян, князь Пепи[27] и Наполеон, Краков и Фульда, тайна и открытие, ложь и правда, легенда и хроника, заколдованные в камне. А вместе все это представляет образчик сарматской души и сознания, польская такая миниатюрка с развеянными ветром волосами, с саблей в руке и чертом на плече, засмотреться на которого – Боже упаси, но и которому страшно не поставить огарочек свечи.

Я долго размышлял над тем, а рассказывать ли вообще вам эту сказку, в которую сам уже и не верю. Не обязаны в нее верить и вы, будет достаточно, если почувствуете, что и вас самих судьба выстроила из тех же атомов, что имеются в ней. И тут вы уже не отопретесь, что в вас действует прошлое. Я даже готов утверждать, что прошлое это действует в нас именно таким образом – вышитое сказкой и романтической балладой, оно действует словно день и ночь, которые, хотя достаточно хорошо видимые и исследованные, тем не менее, до сих пор остаются таинственными. И будет ошибкой понять прошлое насильно. Тогда оно возвращается к нам чем-то мертвым и бесплодным.

Эльзас я пересекал приблизительно в то же время года, как и они, всадники с берегов Вислы, очарованные орлами Корсиканца. Только в обратную сторону – не со стороны Рейна, а по направлению к нему. Мне вспомнились живописные ребятки в уланских головных уборах, и "дал нам пример…"[28].

Есть там городок в долине, называется Танн (Thann). Жители его два с половиной столетия рассказывали своим детям про клад Мазарини, что спит под руинами замка Энгельбург, а доступ к нему стережет колдунья, глядящая на долину через каменный монокль. И вот однажды, осенью 1813, года в город привезли раненного солдата… Нет, не так, нельзя ведь рассказывать с конца. Вот только здесь имеется столько начал и концов, столько сюжетов, переплетающихся и теряющихся в ткани, из которой жизнь и людское воображение выкроили сказку, что я и сам уже не знаю, с чего начать… И все же, по-моему, история эта началась в ночь с 6 на 7 мая 1813 года в Кракове, последним, хотя для судеб Европы и абсолютно несущественным эффектом которой был драматичный эпилог предания о сокровище Мазарини и колдунье из замка Энгельбург.

Этой ночью верховный вождь польской армии, князь Понятовский, должен был принять окончательное решение: оставить войска в стране и заключить сепаратное перемирие с царем и Пруссией, или же поспешить на запад, чтобы соединиться с Наполеоном. Магнаты и часть офицеров умоляли его не запрягать польскую армию в побитую под Березиной колесницу "бога войны", его сильно шантажировали, а под конец блеснули перед глазами обещанием польской короны. Утром 7 мая в спальню князя вбежал Литовский, чтобы в последний раз просить не покидать страну. Понятовский показал ему на заряженные пистолеты, лежащие на шкафчике рядом с кроватью.

- Видишь их? Два раза этой ночью я уже держал их в руках, желая пальнуть себе в лоб, чтобы покончить со всем этим!...

Той ночью он принял решение и тогда же увидел белую даму. И тогда он понял, что не уйдет живым с наполеоновского карнавала. Эта ночь притягивала многих историков и еще большую свору писателей, только никто из них не описал ее более убедительно, чем Ор-От в своем наименее известном, зато красивейшем стихотворении, названном "Ночь в Кракове":

Ушли… Но в комнате холодной

Осталось эхо слов бесплодных,

Вползают в душу уговоры…

Стоит измена у забора.

И длит невнятный шепот муку

И к пистолету тянет руку.

Неслышный голос шепчет: хватит,

Всех растерял завоеватель,

Довольно крови, силы тают,

Пускай трубач отбой играет.

Оставь французские знамена,

Взгляни же: ждет тебя корона.

Под звездным небом дремлет Краков,

Мне Бог доверил честь поляков…

Не спит измена за порогом…

Я с Польшей говорю и с Богом –

Пред