Реквием. Галлюцинация - Антонио Табукки Страница 14

Копиист докурил сигарету, затушил ее каблуком, бросив на пол, и говорит: так и началась эта история. Не понимаю, сказал я, а как она может продолжаться? Очень просто, ответил он, техасец стал заказывать мне все больше картин, только детали, он хотел только огромные копии деталей, и вот уже десять лет я пишу детали «Искушений», как я вам уже говорил, весь дом техасца в двухметровых деталях, понятно? Я прошлым летом был у него, он оплатил мне поездку, вы даже представить себе не можете, огромный дом, с теннисным кортом, двумя бассейнами, тридцать комнат в доме, и он практически весь завешан деталями «Искушений» Босха. И что теперь? – спросил я. Что вы намерены делать дальше? Ну, я уволился из мэрии, вышел на пенсию, мне уже пятьдесят пять, и канцелярская работа до смерти надоела, техасец платит мне хорошую зарплату, думаю, мне еще как минимум на десять лет обеспечена работа, теперь он просит копии оборотных сторон, все те же детали, так что работы еще невпроворот. Поэтому, можно сказать, вы знаете все про эту картину, сказал я. Я ее знаю, как свои пять пальцев, ответил он, вот, например, видите, что я сейчас копирую? прекрасно, до сих пор критики утверждали, что эта рыба – окунь, но эта рыба не окунь, позвольте заметить с вашего разрешения, эта рыба – линь. Линь? – спросил я, линь водится в пресной воде, или нет? Да, линь – пресноводная рыба, обитает в тине, в болотах, она любит грязь, это самая жирная рыба из всех, что я ел, в моих местах готовят рис с линем, рис плавает в жире, слегка напоминает рис с угрем, но гораздо жирнее, не переваришь и за день. Копиист сделал паузу. И верхом на этом жирном лине двое персонажей плывут на встречу с дьяволом, сказал он, не видите? эти двое, устремляющиеся на дьявольский шабаш, чтобы предаться блуду. Копиист открыл бутылочку скипидара и тщательно вытер пальцы. У Босха извращенное воображение, сказал он, он наделил им несчастного святого Антония, но это было воображение живописца, это он думал о всяких паскудствах, это же очевидно, думаю, что святой Антоний никогда бы ничего подобного не вообразил, он был простым человеком. Но его же искушали, возразил я, дьявол вселил в его воображение похоть и извращения, Босх написал сполохи безумия, озарявшие душу святого. Тем не менее в старину эта картина считалась чудотворной, сказал Копиист, больные совершали к ней паломничество и ожидали, стоя перед ней, чуда исцеления от недуга. Копиист прочел на моем лице удивление и спросил: вы не знали? Нет, ответил я, честно говоря, не знал. Так вот, триптих находился в лазарете братьев антонианцев в Лиссабоне, где лечились от кожных заболеваний, вызванных в основном венерическими болезнями и «антоновым огнем», как в старину называлась инфекционная болезнь «рожа», ее так до сих пор называют в деревне, довольно страшная болезнь, потому что она циклически повторяется, пораженные участки кожи покрываются мелкими гнойными пузырями, от которых спасения нет, сейчас у нее есть научное название, это вирус, называется herpes zoster, или опоясывающий лишай. Сердцебиение мое участилось, я почувствовал, что начинаю потеть, и спросил: откуда вы все это знаете? Не забывайте, что я десять лет работаю над этой картиной, сказал он, у нее от меня нет больше секретов. Расскажите мне тогда про этот вирус, что вы знаете о нем? Это крайне странный вирус, сказал Копиист, похоже, он есть у каждого из нас в зачаточном состоянии и проявляется, когда сдают защитные функции организма, тогда он атакует без пощады, потом засыпает, и снова атакует, циклично, скажу вам одно, я думаю, что герпес напоминает угрызение совести, которое дремлет в нас до поры до времени, но однажды просыпается и атакует, потом засыпает вновь, поскольку мы его укрощаем, но никуда не девается, а остается в нас, против угрызений совести не существует лекарства.

Копиист взялся чистить палитру и кисти. Накрыл полотном свою копию и попросил меня помочь ему перенести мольберт в конец зала. Ладно, сказал он, думаю, на сегодня хватит, к чему торопиться, мой меценат ждет копию к концу августа, а у меня практически все готово. Вы еще остаетесь? – спросил у меня Копиист. Нет, сказал я, не думаю, я достаточно видел картину, а сегодня узнал о ней кое-что, чего не знал раньше, чего не мог предположить, сейчас она имеет для меня значение, которого в ней раньше не было. Я иду в сторону улицы Алекрим, сказал Копиист. Отлично, сказал я, я иду на поезд до Кашкайша с вокзала Кайш-ду-Содре́, часть пути можем пройти вместе.

6

Это бывает женским именем и нежным чувством, сказал Железнодорожный Контролер, вы не имеете представления, что бы это могло быть? Железнодорожный Контролер сел напротив и показал в газете кроссворд. Сколько букв? – спросил я. Шесть, сказал он. Любовь, сказал я, скорее всего любовь. Любовь, точно! – воскликнул Железнодорожный Контролер, как я не додумался? Трудно отгадывать кроссворды, содержащие слова-омофоны, сказал я, это всегда головоломка.

Вагон был пустой, может, весь состав был пустой, и я был единственным пассажиром.

Повезло, заметил я, можно хотя бы разгадать кроссворд, в поезде ни одного человека. Сейчас никого, но вы увидите, что будет на обратном пути, сущий конец света. Мы проезжали мимо Оэйраш, и он показал мне на пляж, битком забитый людьми. Песка видно не было, одни тела, сплошное людское пятно, растекшееся по пляжу. Будет конец света, повторил Железнодорожный Контролер, хлынут все, юноши и девушки, слепые и калеки, дети и беременные женщины, дедушки и бабушки, тут будет светопреставление. Что вы хотите, сказал я, по воскресеньям всегда так, все едут на пляж. В мои годы такого не было, отдыхать ездили на свежий воздух, в деревню, называлось это дачным сезоном, а теперь ничего этого больше нет, всем требуется подкоптиться, днями лежат на песке и жарятся на солнце, как сардины, а это вредно, вызывает рак кожи, об этом им говорят в газетах, но им по барабану. Железнодорожный Контролер вздохнул и посмотрел в окно. Мы были в Альто-ди-Барра, и посреди моря поднималась крепость Торре-ду-Бужи́о с маяком. И непрерывно пьют кока-колу, днями напролет пьют это пойло, вы когда-нибудь видели пляж Оэйраш в понедельник утром? весь усеян затычками, красный ковер из затычек. Затычки? – спросил я, что это значит? Так народ называет пробки от бутылки. Хорошо, когда можно узнать что-то новое, сказал я. После чего спросил: можно я покурю,