Роберт Стивенсон - Тайна корабля Страница 99

— Чтобы толкуете? — воскликнул Уикс. — Товары? Что это за судно „Лесли“?

— Товароотправители Коген и К® из Фриско, — ответил лоцман, — здесь его ждали с нетерпением. Тут есть барк, который грузится на Гамбург, — вы можете видеть отсюда его мачты — да два судна должны прибыть из Германии, одно через два, другое через три месяца; агент Коген и К® (мистер Топелиус) заболел желтухой от всего этого. Да и со всяким было бы то же на его месте: товаров нет, копры нет, ожидаются суда в двести тонн. Если у вас найдется копра, капитан, пользуйтесь случаем. Топелиус купит за наличные и даст три цента. Для него прямой расчет купить, хотя бы пришлось переплатить. И все это вышло оттого, что не захотели взять лоцмана.

— Одну минуту, капитан Доббс. Мне нужно поговорить с моим помощником, — сказал капитан, лицо которого оживилось, а глаза засверкали.

— Сделайте одолжение, — отвечал лоцман, — вы не станете, надеюсь, придираться к человеку по пустякам. Это чертовски негостеприимно и создает шхуне дурную славу.

— Мы еще поговорим об этом, — сказал Уикс и отвел Кэртью на нос. — Слушайте, — прошептал он, — тут целое состояние.

— Сколько, вы считаете? — спросил Кэртью.

— Я не могу еще определить цифру, не решаюсь! — сказал капитан. — Мы можем проплавать двадцать лет и не найти такого случая. А предположите, что завтра явится другое судно. Все возможно! Но как быть с этим Доббсом? Он пьян как сапожник. Как можем мы положиться на него? Ведь мы не застрахованы, к сожалению!

— Что если вы возьмете его вверх и заставите указывать проход? — предложил Кэртью. — Если он знает место и не свалится со снастей, то, может быть, можно рискнуть.

— Да, тут все риск, — согласился капитан. — Становитесь у штурвала и помните, что если будут две команды, то исполняйте мою, а не его. Поставьте кока у переднего паруса, а двух других у грота-шкота, и скажите им, чтобы не зевали.

Сказав это, он позвал лоцмана; оба вскарабкались на снасти фок-мачты, и вскоре раздалась команда ослабить шкоты и наполнить паруса.

Было без четверти девять рождественского утра, когда они бросили якорь.

Таким образом, первое плавание „Почтенной Поселянки“ закончилось удачей, какой не могли ожидать. Она привезла на две тысячи фунтов товара прямехонько в то место, где он наиболее требовался. И капитан Уикс (или капитан Киркоп) сумел воспользоваться случаем. Двое суток он разгуливал по веранде с Топелиусом; двое суток его компаньоны следили из соседнего трактира за полем битвы; и еще лампы не были зажжены вечером второго дня, когда неприятель сдался. Капитан Уикс явился в „Сан-Суси“ — так назывался трактир, с почерневшим лицом, с почти закрывшимися и налитыми кровью, но горевшими как зажженные спички глазами.

— Идем, ребята, — сказал он, и когда все отошли на некоторое расстояние под пальмы, прибавил почти неузнаваемым голосом: „Имею двадцать четыре“, — без сомнения, намекая на почтенную игру в криббедж.

— Что вы хотите сказать? — спросил Томми.

— Я продал товар, — отвечал Уикс, — или скорее, продал только часть его, так как получил обратно все мясо и половину муки и сухарей, и, ей-богу, мы снабжены провизией на четыре месяца. Ей-богу, это все равно что украдено!

— Скажите на милость! — воскликнул Гемстид.

— Но за сколько вы продали? — проговорил Кэртью, на нервы которого действовало почти безумное возбуждение капитана.

— Дайте мне рассказать по-своему! — воскликнул Уикс, расстегивая воротник. — Дайте рассказать по порядку, а то меня взорвет. Я не только продал товар, я заставил зафрахтовать судно на моих условиях во Фриско и обратно, — на моих условиях. Я уперся на этом. Сначала я одурачил его, уверив, будто мне требуется копра, которой, я знал, он не захочет дать, — да и не может; и всякий раз, как он артачился, я донимал его копрой. Я не хотел брать ничего, кроме копры, изволите видеть; и таким манером получил здоровый куш, все звонкой монетой, кроме двух маленьких чеков на Фриско. А всего? Ну вот: вся эта история, включая две тысячи фунтов в кредит, обошлась нам в две семьсот с чем-то. Все это уплачено; в тридцатидневное плавание мы окупили товар и шхуну. Слыхал ли кто о такой удаче? Но это еще не все! Сверх этого, — продолжал капитан, — мы выручили тысячу триста фунтов, которые можем поделить как прибыль. Я содрал с него четыре тысячи! — воскликнул он голосом школьника.

С минуту компаньоны смотрели на своего вождя ошеломленные, испытывая только недоверчивое изумление. Томми первый освоился с положением.

— Ну, — сказал он резким деловым тоном, — идем обратно в трактир, я намерен напиться.

— Вы меня извините, ребята, — серьезно сказал капитан, — я капли в рот не возьму. Если я выпью хоть стакан пива, то, уверен, меня хватит удар. Последняя схватка и блистательный триумф совсем развинтили меня.

— Ну, так троекратное „ура!“ капитану! — предложил Томми.

Но Уикс сделал отрицательный жест.

— Нет, и это не годится, — сказал он. — Подумайте о том молодце и не тревожьте его. Мне-то хорошо, а каково Топелиусу. Если он услышит ваше ура, то с ума сойдет.

В действительности Топелиус отнесся к своему поражению довольно благодушно, но команда потонувшего „Лесли“, служившая тем же хозяевам и верная своей фирме, приняла это дело близко к сердцу. В резких словах и косых взглядах не было недостатка. Однажды даже они прогнали капитана Уикса с веранды трактира; команда „Почтенной Поселянки“ явилась на выручку; несколько минут казалось, что произойдет битва на Бутаритари; и хотя до ударов не дошло, но этот случай усилил озлобление обеих сторон.

Подобные мелочи не могли, впрочем, омрачить счастья удачливых торговцев. Судно оставалось в лагуне еще пять дней, причем заняты были только Томми и капитан, так как туземцы капитана Топелиуса выгружали товар и нагружали балласт. Время летело точно приятный сон; авантюристы просиживали далеко за полночь, обсуждая и превознося свою удачу, а днем бродили по острову, как праздные туристы. Первого января „Почтенная Поселянка“ вторично снялась с якоря и отплыла в Сан-Франциско при такой же хорошей погоде и попутном ветре. Она пересекла штилевую полосу почти без задержки; на ветру, с балластом из коралловых обломков, она превзошла все ожидания, и благодушное настроение компании еще увеличивалось от того, что небольшое количество работы, доставшееся на их долю, уменьшилось теперь благодаря присутствию нового матроса. Это был боцман с „Лесли“. Он повздорил со своим капитаном, прокутил свое жалованье в кабаках Бутаритари, соскучился в этом месте; и тогда как его товарищи холодно отказались вступить на палубу „Почтенной Поселянки“, он предложил перевезти его за работу. Он был из Северной Ирландии, нечто среднее между ирландцем и шотландцем, грубый, горластый, раздражительный и вспыльчивый, не лишенный хороших качеств, опытный и добросовестный матрос. Его настроение, действительно, было совсем не то, что его новых товарищей. Он не нажил неожиданных барышей, а, напротив, потерял место, был недоволен пайком и прямо поражен состоянием шхуны. Каютная дверь отказалась отворяться в первый же день плавания. Мак, так его звали, сильно толкнул ее и сорвал с петель.