Дочь Двух Матерей - Anita Oni Страница 92

— А какая разница? — пожала та плечами. — Главное, что не в белом. Этот костюм мне прислали знакомые матери из самого Аракзира, а тут ещё и выдался повод показаться в нём на люди.

— Ну как знаешь…

— Очень удобная, кстати, материя: в таком хоть на праздник, хоть на поле брани.

— Ну да, — усмехнулся Рэдмунд, — поднимать боевой дух товарищей зажигательными танцами.

Он ожидаемо получил ещё один подзатыльник — на сей раз от сестры.

— А вот это я считаю верхом невежливости, — прогремело в дверях, — с самого утра организовывать тайные мужские собрания и даже не пригласить своего повелителя. Я ведь могу заподозрить, что вы затеваете госпереворот.

С этими словами в покои жениха вошёл король Дасон, а вслед за ним — маленький принц, который тут же в изумлении уставился на Феруиз.

— Вы — очень красивая дама, — сказал он неожиданно серьёзным для двухлетнего ребёнка голосом и галантно поклонился, — как воительница с гор Иссит («Ишцзит», — подсказал его отец). Мне рассказывали про них. Они метают огненные диски и ездят на слонах. У вас есть огненный диск?

Феруиз покачала головой.

— Зато у меня есть это, — сказала она, достала из поясных ножен два изогнутых кинжала с золотой чеканкой и протянула их принцу. Тот вежливо оглядел кинжалы. По его взгляду можно было понять, что он рассчитывал хотя бы на слона.

— Я смотрю, у жениха на свадьбе есть свой личный телохранитель, — заметил король. — Киан Рэдмунд, вы оказались куда осмотрительнее меня.

— Это оттого, что вы, в отличие от него, в состоянии сами за себя постоять, ваше величество, — ответила Феруиз, но тут же сочла нужным пояснить, что это была всего лишь шутка. Они с братом частенько друг над другом подтрунивают, не имея в виду ничего оскорбительного.

— Как скажете. Однако, моё чувство времени мне подсказывает, что дело к полудню. Пора бы уже выдвигаться.

Мужчины тут же поспешили согласиться с королём и поднялись со своих мест. Под не смолкающие с самого утра звуки оркестра они спустились в парадную залу, которая оказалась пуста, не считая пары-тройки слуг и королевского секретаря, в задумчивости сидевшего за письменным столом у трибуны в глубине зала и посасывавшего кончик пера. При виде его величества он подскочил со стула, чуть не выронив перо, и вытянулся в струну.

— С готовностью готов сообщить, что всё готово, ваше величество, — отрапортовал он.

— Всё… — добродушно ответил тот, в душе посмеявшись над тем, как должно быть, в самом деле, всё было готово, раз это слово потребовалось употребить аж три раза в одном предложении, — да не все! Пунктуальность наших дам, я смотрю, с годами не претерпевает изменений. Однако…

Он взмахнул рукой, и гости принялись рассаживаться. Король прошествовал мимо них к трибуне и занял место у резной конторки из красного дерева со столешницей, обитой зеленоватым сакшо. Секретарь мгновенно, учтиво поклонившись, подал ему бумаги. Через распахнутые двери в зал просочился оркестр, ворвался шумным водопадом, гудя трубами, грохоча литаврами и бряцая бронзовыми тарелками. Щупленький дирижёр насилу успел приказать играть потише: подхваченная великолепной акустикой зала, такая раскатистая музыка грозила оглушить всякого, кто здесь находился. Мужчины переговаривались, озирались по сторонам, нет-нет поглядывали на дверной проем.

— Феруиз, сбегай, что ли, за ними! — велел киан Тоур, и девушка поднялась, быстрым шагом покинула зал, но тут же вернулась, сопровождаемая королевой. Вслед за ними в зал вприпрыжку вбежала принцесса Арисса в светло-лимонном атласном платьице с кружевной юбочкой. В руках она сжимала тряпичную куколку точно в таком же платье.

— Тётя Вилла сказала, что киана Паландора сегодня в белом платье, я в белом платье и кукла моя тоже! Так что сегодня у нас три невесты! — восторженно поведала она собравшимся. Все рассмеялись, а принц, убедившись, что его никто, кроме сестры, не видит, украдкой показал ей язык.

Наконец показались и другие женщины. Они поспешно расселись на обитых бархатом стульях. Последней в зал вошла киана Вилла, которая поддерживала за плечи дрожащую Паландору. Сложно сказать, что было белее: её роскошное длинное платье с пышной развевающейся юбкой, полупрозрачными рукавами и волнистыми кружевами или её красивое лицо, в тот момент напоминавшее фарфоровую маску. Её большие синие глаза под газовой фатой, расшитой полевыми цветами, неотрывно смотрели в одну точку, а ноги ступали так осторожно, словно она передвигалась по первому тонкому льду. Всё в её облике, в этой зале и в самом этом дне было неправильным. Каждый её шаг был неправильным. Всё должно было быть не так, всё, что сейчас происходило, она представляла совершенно по-другому, ещё начиная с раннего детства. Такое несоответствие фантазии и реальности ранило её и оскорбляло её чувство прекрасного. Поэтому её самой в этой зале, можно сказать, не было. Паландора позволила привести её сюда, но в то же самое время осталась в своих покоях и укрылась за балдахином постели, заправленной свежими белоснежными простынями, благоухавшими лавандовым мылом и морозом. Она сидела, по привычке уткнувшись лицом в колени, и внутренним оком наблюдала за тем, как киана Вилла бережно подводит её к конторке, рядом с которой их ожидают киан Тоур и Рэдмунд в белой мантии с широкими рукавами и приколотой к ней ветке апельсина, скрывающий лицо под капюшоном. Так-то, с виду, всё выглядело вполне прилично: гости нарядные, лица их выражают довольство, музыка торжественная, без фальшивых нот, не слишком громкая и не чересчур заставляющая усомниться в собственном слухе; зала щедро украшена цветами, бумажными и атласными лентами, и даже блестящими каучуковыми шарами, наполненными газом. Сам Верховный король регистрирует брак. Она тоже, признаться, красавица: в ателье её величества платье ей сшили идеальное — не только выгодно подчёркивающее фигуру и бросающееся в глаза изысканностью кружев, но ещё и необыкновенно удобное и мягкое на ощупь, приятно соприкасающееся с кожей и повторяющее её изгибы, словно она родилась в этом платье. На поясе — преподнесённая ей Балти-Оре ветвь с цветком йэллубанского апельсина, длинные волосы у висков прихвачены заколками кианы Фэй и красиво струятся по плечам, ниспадают на спину и грудь. А у самой груди на корсаже приколота старинная серебряная брошь в виде букета сирени. Когда невесте помогали с туалетом, ей предложили было надеть её любимую серебряную подвеску с сапфиром, по словам кианы Виллы, оставшуюся ей от матери, и будь это, в самом деле, лучший день в её жизни, она бы так и поступила. Но Паландора посчитала, что тем самым нанесёт себе непростительное оскорбление, и отказалась. Пришлось ограничиться брошью. В